Город женщин
Шрифт:
Между прочим, Джордж Бернард Шоу считал ее своей любимой актрисой – теперь ты видишь уровень? Карьера Эдны началась с его знаменитого отзыва о ее Жанне д'Арк. «Это светоносное лицо в обрамлении шлема – достаточно одного взгляда, чтобы любой ринулся за ней в битву».
Но нет, даже оценка автора «Святой Иоанны» не в силах передать величие Эдны Уотсон.
При всем уважении к мистеру Шоу, я лучше опишу ее своими словами.
Я познакомилась с Эдной и Артуром в третью неделю сентября 1940 года.
В театре «Лили» привыкли к неожиданным гостям, и визит Эдны с Артуром не стал исключением. Но даже по меркам «Лили» с его постоянным хаосом и кутерьмой их приезд выглядел событием внезапным
Эдна с Пег дружили давно. Они познакомились во Франции во время Первой мировой и сразу сблизились, но с тех пор много лет не виделись. И вот в конце лета 1940-го Уотсоны приехали в Нью-Йорк, где Эдна репетировала новую пьесу с Альфредом Лантом [18] . Однако спектакль так и не состоялся: не успели актеры заучить реплики, как финансирование отозвали. Уотсоны засобирались было назад в Англию, но тут нацисты начали бомбардировки, и через несколько недель в лондонский дом Уотсонов угодила бомба люфтваффе. И стерла его с лица земли. До основания.
18
Альфред Лант (1892–1977) – американский театральный актер и режиссер, трехкратный лауреат премии «Тони».
– В щепки разнесло, – сообщила нам Пег.
Так Эдна и Артур застряли в Нью-Йорке. Они жили в отеле «Шерри-Незерланд»: не худший вариант для беженцев, оставшихся без крова, но оба сидели без работы, и вскоре проживание в отеле стало им не по карману. Они оказались в Америке без средств к существованию, без дома, куда можно вернуться, и даже без надежд на безопасное появление в родной стране.
Пег услышала об их беде от общих знакомых и, само собой, позвала Уотсонов пожить в «Лили». Оставайтесь, сколько нужно, сказала она. И даже пообещала занять в паре своих спектаклей, если супруги не погнушаются таким заработком.
Разве могли они отказаться? Деваться-то все равно некуда.
И Уотсоны переехали к нам. Тогда я впервые в жизни и соприкоснулась с войной напрямую.
Уотсоны прибыли в один из первых по-осеннему холодных вечеров сентября. Когда их машина подъехала к театру, мы с Пег стояли на пороге и разговаривали. Я только что вернулась из магазина Луцкого и притащила огромный мешок кринолинов, с помощью которых надеялась подлатать костюмы наших танцовщиц. (Мы ставили спектакль «Пляши, Джеки!» – об уличном пройдохе, которого спасает от криминальной стези любовь прекрасной юной балерины. Мне досталась задача не из легких: превратить наш фигуристый кордебалет в стайку невесомых фей. С костюмами я постаралась на славу, но юбки у девушек постоянно рвались. Всему виной, полагаю, был пресловутый «попотряс», и теперь гардероб нуждался в реконструкции.)
Приезд Уотсонов сопровождался небольшим переполохом, так как у них было очень много вещей. За такси следовали еще две машины, набитые оставшимися чемоданами и коробками. Я стояла на тротуаре, а Эдна Паркер Уотсон выплыла из такси, словно прибыла на шикарном лимузине. Маленькая, тоненькая, узкобедрая и плоскогрудая, она была одета в самый роскошный наряд, который мне доводилось видеть на женщине. Высокий воротник двубортного жакета – саржа цвета павлиньего пера, два ряда золотых пуговиц спереди – был оторочен золотым шнуром. Темно-серые слегка расклешенные брюки сидели на ней идеально, а остроносые черные блестящие туфли смахивали на мужские, если бы не маленький, элегантный и очень женственный каблучок. Она была в солнечных очках в черепаховой оправе; короткие темные волосы уложены глянцевыми волнами. Никакого макияжа, за исключением помады на губах – идеально глубокого красного цвета. Наряд дополнял простой черный берет, щегольски сдвинутый набок. Эдна напоминала крошечного командира самой шикарной в мире армии – и с того самого момента мое представление о стиле изменилось раз и навсегда.
Прежде я считала нью-йоркских артисток бурлеска с их блестками и перьями вершиной гламура. И вдруг всё, чем (и кем) я восхищалась целое лето, превратилось в дешевку по сравнению с этой миниатюрной женщиной в изящном маленьком жакете, идеально скроенных брюках и «мужских» туфлях.
Впервые в жизни я лицезрела настоящий шик. И без преувеличения могу сказать, что с того дня только и делала, что пыталась скопировать стиль Эдны Паркер Уотсон.
Пег бросилась навстречу Эдне и крепко обняла ее.
– Эдна! – завопила она и крутанула старую подругу, чтобы хорошенько разглядеть со всех сторон. – Неужто сама Роза Друри-Лейн [19] почтила своим присутствием наши скромные берега!
– Милая моя Пег! – воскликнула в ответ Эдна. – Ты ничуть не изменилась! – Она высвободилась из объятий подруги, сделала шаг назад и окинула взглядом здание театра: – Но неужели это все твое, Пег? Целое здание?
– Да, увы, – отозвалась Пег. – Хочешь купить?
– У меня ни гроша за душой, дорогая, а то бы непременно. Прелестный театр. Значит, ты стала импресарио! Ну надо же, наша Пег – театральный магнат! Фасад напоминает старый «Хэкни» [20] . Очень мило. Понимаю, почему ты купила этот дом.
19
Друри-Лейн – улица в лондонском районе Ковент-Гарден и обиходное название Королевского театра, который там находится.
20
Имеется в виду театр «Хэкни-Эмпайр» в лондонском районе Хэкни.
– Я тоже понимаю, почему его купила, – вздохнула Пег, – ведь иначе я до старости лет жила бы в довольстве и богатстве, а кому это надо? Но хватит про мой дурацкий театр, Эдна. У меня просто сердце разрывается из-за беды с твоим домом – и нашей несчастной Англией!
– Пег, милая моя! – Эдна мягко коснулась тетиной щеки. – Да, дело дрянь. Но мы с Артуром живы. А теперь благодаря тебе у нас есть крыша над головой, а нынче не каждому так везет.
– А кстати, где же Артур? – встрепенулась Пег. – Не терпится с ним познакомиться.
Я тем временем уже давно его заметила.
Артур Уотсон – писаный темноволосый красавец в голливудском стиле с квадратной челюстью – в тот момент с чрезмерным энтузиазмом пожимал руку таксисту, ослепляя его белозубой улыбкой. Он был хорошо сложен, плечист и гораздо выше ростом, чем казалось на экране, – что для актеров, вообще-то, редкость. Сигара у него в зубах выглядела реквизитом. Я впервые видела такого красивого мужчину в жизни, а не в кино, но в его внешности проскальзывало нечто искусственное. Например, на глаза ему постоянно падала непослушная прядь волос, что смотрелось бы привлекательно, если бы не было столь явно отрепетировано. (Небрежность не бывает намеренной, Анджела.) Короче, он выглядел как актер – вот самое точное описание. Как актер, исполняющий роль красивого, хорошо сложенного мужчины, пожимающего руку таксисту.
Артур подошел к нам широким спортивным шагом и затряс руку Пег с тем же неуемным энтузиазмом, как и руку бедолаги таксиста.
– Миссис Бьюэлл, – произнес он. – Безумно любезно с вашей стороны предоставить нам кров!
– Мне только в радость, Артур, – отвечала Пег. – Я обожаю вашу жену.
– Я тоже! – пророкотал тот и с такой силой стиснул Эдну в объятиях, что ей, наверное, стало больно, но она лишь просияла от удовольствия.
– А вот моя племянница Вивиан, – представила меня Пег. – Она живет у нас с начала лета. Учится, как не надо управлять театром.