Город живых отцов
Шрифт:
– Женщина – это точка безумия нашего мира! Мы знаем, какую опасность она в себе несет. Ее не должно быть в мире мужчин. Ее нужно держать под замком и не выпускать на свободу. Ее нужно занимать бесконечной мелкой бессмысленной работой двадцать четыре часа в сутки!
Мужчина старался вклинить свои слова в редкие паузы в выкриках дамы, стоящей на столе, так что у них получался хорошо слаженный дуэт тенора и колоратурного сопрано.
– Позвольте, но зачем так демонизировать женщину. Почему не взглянуть на нее как на кладезь спокойствия и нежности. Вот именно, спокойствия и нежности, – говорил, стремясь перекричать других, рыхлый апоплексичный мужчина, менявший в волнах окружавшего его дыма свое лицо. Сначала оно было вытянутым,
– К черту вашу нежность и ваше спокойствие! Нужно разнести этот мир к чертям собачьим! Уничтожить женщин и мужчин и особенно их детей – этих выродков и недоносков! Только искусство имеет право быть, а все остальное нам не нужно! – взорвался желчный сосед слева и начал бить по физиономии любителя нежности и спокойствия.
Было немало и других бурных и меланхолических высказываний, и все они делались возбужденными голосами крепко выпивших людей, искренне друг другу симпатизирующих. Пили много, не закусывая. Пьянка вступала в самую силу, азарт достиг своего предела. Дерек еще раз зафиксировал, что спорившие были просто статистами сна, возникавшими из дыма, что их обличия постоянно менялись: грузная пожилая дама превращалась в плюгавого господина в очках, тот – в свеженькую девицу лет восемнадцати, а та, в свою очередь, – в усатого спортсмена в зеленой футболке…
Из соседних помещений доносились отголоски разговоров, взрывы смеха и крики негодования, кое-где дело принимало серьезный оборот, откуда-то долетали угрожающие возгласы и стоны, где-то звучала музыка. Неожиданно в мирный спор окружавшей Дерека компании ворвался вопрос появившегося откуда-то тщедушного старичка:
– Господа, не подскажете, где здесь пещерка?
Никто не мог помочь старику в поисках искомой пещерки, и, убедившись в этом, он ушел в открытую дверь, откуда, чуть не опрокинув его, ворвался растерянный богатырь чуть ли не двухметрового роста, кричащий на бегу:
– Скажите скорей, где здесь церковь, ведущая к пробуждению?
На этот вопрос тем более никто не знал ответа, и богатырь побежал дальше. Не успел он испариться, как появился плотный лысый мужчина, одетый в борцовскую майку. Он все время оглядывался и повторял одну и ту же фразу:
– Мне нужен учитель, который учит, как умирать. Мне нужен учитель, который учит, как умирать. Мне нужен учитель…
Никто не знал, где найти такого учителя, и лысый также удалился. На смену ему, тяжело дыша, вбежали двое бегунов, одетых в розовые трусики, и, перебивая друг друга, почти что одновременно прокричали:
– Мы хотим в казармы!
– Где здесь казармы?
После чего, они убежали, а в комнате уже готовились к своему номеру новые искатели.
Дерек пошевелился. Он вспомнил об Альфа-пилюле, и в сердце у него появилось пространство, похожее на пустой пузырь. Спор о женщинах и искатели пещерок, церквей, казарм и мистических наставников ему порядком наскучили, и он подумал, что неплохо бы ему посмотреть на то, что происходит в других частях самсоновского лофта.
– Эй ты, заткнись! – злобно крикнул ему сидевший напротив него загримированный мужчина с густыми бровями, хотя Дереку казалось, что он ничего не говорил.
4
Дерек начал настойчиво пробираться к одной из дверей, за которой, как ему казалось, слышны были звуки старинного струнного инструмента, мандолины или гитары альгамбры. В дверях он споткнулся о стопку книг, и начал их перебирать. Имена авторов сердцу его ничего не говорили: Джонатан Свифт, Эдгар Алан По, Говард Филлипс Лавкрафт, Станислав Лем, Артур Кларк, Роберт Шекли… Бесполезные книги создавали нагромождения, и Дерек ногой отодвинул их с прохода и прошел дальше.
Он вошел в соседнюю комнату и прикрыл за собой дверь, чтобы спокойно послушать музыку, которая действительно там исполнялась. Музыкант стоял на возвышении и был поглощен своей игрой. Согнувшись, он, не отрываясь, смотрел на свой инструмент, бил по струнам, ласкал его деки, припадал к нему и тут же от него отстранялся. Он ничего и никого вокруг не видел, кроме своей гитары, накручивая пронизывающую, проникающую вглубь сознания тему, сомнамбулически повторял ее опять и опять. И присутствующим тоже хотелось отдаться музыке, слиться с ней, стать ею. Только через какое-то время Дерек увидел Грега и Бориса, медитирующих в компании молодых людей с отрешенными лицами.
Как хорошо, как спокойно! Дерек чувствовал легкое опьянение, пустоту под сердцем и страх. Присел на длинную скамью вдоль стены. Вспомнил отца, каким он его знал, когда был ребенком. У отца напрягались брови и верхняя губа, когда он пытался решить трудную задачу. Сейчас Дерек пробовал решить трудную задачу. Он принял решение, но не чувствовал в себе готовности примириться с этим решением – понимал, что пилюля смоет память об отце и о сорока годах прожитой им жизни. Ужасался и дрожал от этой мысли. Увидел кувшин и стакан, налил, выпил. Крепкий напиток ударил ему в голову. Франсуа Рабле, Джонатан Свифт… эти имена он тоже не будет помнить. Зато страх ушел из его сердца. Он решительно встал и направился к выходу. Сомнамбулическая музыка продолжала звучать в нем наплывами, а он уже осматривался в новом пространстве, присматривался к новым фигурам и лицам.
Здесь тоже пили что-то крепкое, и вошедшему Дереку предложили порцию. Дымили сигарами и сигариллами. Дерек сделал изрядный глоток, закурил сигарету и прислушался к разговорам. Говорили две группы в двух разных углах. В ближнем углу доминировала женщина с резким простуженным контральто. Обладательница хриплого голоса, скорее всего, была воровкой, проституткой, наркоманкой, уголовницей, бомжихой или какой-нибудь другой обитательницей социального дна. Ее голос говорил слушателям о том, как круто с ней обошлась жизнь и как мало осталось в ней невинности и мягкости. Голос говорит о нас больше, чем то, о чем мы рассуждаем, подумал Дерек и перешел в другую группу беседующих.
Он не успел присесть в предложенное ему кресло и пригубить от налитого ему напитка, как через комнату начали пробегать знакомые и незнакомые ему искатели всевозможных церквей, пещер, казарм и убежищ. На этот раз они пробегали маленькими группами и большими стадами, не останавливаясь и не останавливая своих жалобных выкриков:
– Пещерку! Церковь! Коммуну! Убежище! Конвейер! Казарму! Учителя!
Последний из бегунов зацепился за взгляд Дерека и не умчался с другими, а остановился, переминаясь с ноги на ногу, отдышался, откашлялся и попросил Дерека стать его духовным руководителем и вывести из лабиринта жизни. В ответ Дерек налил ему вина и тот благодарно выпил и присел рядом с обретенным спасителем. Он смотрел на Дерека большими доверчивыми глазами, не отводя глаз и не моргая, так что последний, почувствовав себя неловко под этим пристальным взглядом, положил ему руку на голову и повернул эту голову в противоположную сторону. Так тот и остался сидеть, а Дерек смог, наконец, обратиться к беседе, которая текла в этом углу, не прерываясь по пустякам.
Темой оживленного разговора была незавидная судьба людей, обреченных смерти. Дерек прислушался к разговору и туда же обратил свою голову его последователь.
– Что есть смерть? Смерть – это пробуждение. С человека снимается все наносное, все полученное в течение индивидуальной жизни, и в абсолютной темноте возникает внутренний мир несчастного животного, не способного выразить себя и за себя постоять. Ужас!!!
Это говорил седовласый юноша, глядя перед собой невидящими глазами и гальванизируя себя и безмолвных слушателей надрывным голосом и жалостливыми словами. Его внимательно слушала группа безвольных людей, опустив глаза и погрузившись в описываемое говорящим состояние. Но Дереку эти рассуждения были не по душе.