Город золотой: Йоханнесбург, каким я его знаю
Шрифт:
О названиях, переименованиях и гигантском Манделе
Длинный пузатый самолёт ждёт. Так всегда: на лайнере покороче и постройнее прилетаю из Москвы на Ближний Восток или в Турцию. А там уже залезаю в брюхо ко второму.
Прямых рейсов из России в ЮАР нет. Летал когда-то давно Аэрофлот, но перестал. Пустых мест было много. А когда Путин посетил ЮАР, Трансаэро запустило прямой рейс из Москвы. Раз или два в месяц. Жест доброй воли. Через год визит Путина забылся, и рейс прикрыли. А потом – и саму Трансаэро.
Так и мотаюсь туда-сюда через Доху, Стамбул, Каир, Дубай и Абу-Даби.
Международный аэропорт Йоханнесбурга назван в честь Оливера Тамбо. Он был президентом ныне правящей партии. Когда по прилету выходишь к встречающим, прямо напротив высится металлическая фигура Тамбо, раза в полтора выше, чем он был при жизни. Он изображен спускающимся по трапу со старомодным синим чемоданчиком в правой руке. Левой он приветствует нас, тоже вновь прибывших на южноафриканскую землю. Статуя раскрашена в яркие цвета, как это принято в Африке.
Вроде бы, хорошо, что почтили знаменитого борца с расовой дискриминацией. А всё же я думаю, что его имя выбрали, прежде всего, для того, чтобы было как у американцев. В Нью-Йорке аэропорт Дж. Ф. Кеннеди, а в крупнейшем городе ЮАР – О. Р. Тамбо.
Раньше йоханнесбургский аэропорт носил имя Яна Смэтса, южноафриканского премьер-министра и одного из влиятельнейших лидеров англоязычного мира. Но Смэтс, человек своего времени, не был сторонником расового равноправия, что погубило его репутацию в «новой Южной Африке». Пришлось менять таблички.
Переименования пока не стали в ЮАР эпидемией, но тревожные симптомы уже есть. В центре столицы, Претории, почти у всех главных улиц новые имена. Обычно в честь героев борьбы с дискриминацией и «апартеидом», то есть принудительным разделением южноафриканцев разных рас во всех сферах жизни. В центре Йоханнесбурга при прежних властях начался тот же процесс. Но пересмотр истории – не в приоритете для партии Демократический альянс, которая последние годы руководит этим городом.
Вообще, вопрос о переименованиях сложен. Города основаны и спроектированы белыми в то время, когда управляли страной они. Поэтому улицы в центре носят имена их деятелей. Но эти районы уже многие годы преимущественно населены чёрными. Разве справедливо, что их герои не увековечены в местных топонимах?! К тому же, чёрные – фактические хозяева современной Южной Африки. Они в большинстве не только на улицах, но и в органах власти.
Что касается других, более молодых районов, допустимо ли, чтобы там сохранялись названия в честь тех, кто разрабатывал и насаждал апартеид в его самых порочных формах? В то же время, если запустить каток переименований, неясно, как его остановить.
Многое ещё переименуют, наверное. Даже саму страну. «Южная Африка» – это ведь чисто географическое обозначение, придуманное чиновниками колониальных времён. Чёрные в городах всё чаще называют свою родину «Мзанзи». Раз ЮАР следует по пути остальных государств южнее Сахары в политическом и экономическом отношении, то и называться ей нужно тоже по-африкански. Так логичнее.
Вот и у политической столицы ЮАР теперь африканское имя. Основная часть города по-прежнему «Претория». А с пригородами он – «Цване». Провинция именовалась «Трансвааль», на голландский манер, а в 1990-е стала «Гаутенгом». Но экономическая столица, крупнейший город страны, пока остаётся «Йоханнесбургом»…
Как выпускать из самолёта начали, тут уж не зевай. Надо быстро-быстро пройти сотни метров по коридорам, эскалаторам и траволаторам на паспортный контроль. Иначе проторчишь в очереди-змее час, а то и полтора. Сотрудники работают вальяжно, неторопливо, обмениваются шутками и стараются провести рабочее время как можно приятнее.
Надо подойти к ним, улыбнуться, поздороваться и ни в коем случае не высказывать нетерпения. Такое здесь воспринимается как агрессия. Белоснежная улыбка сотрудника тут же исчезает, ноздри раздуваются, и ты уже не турист, а подозрительный иностранец. Пробовать не рекомендуется.
Здесь, как в России, считают, что с выдачей багажа пассажирам торопиться не стоит. Уже почти все пассажиры рейса прошли паспортный контроль и сгрудились, напряжённо дыша, вокруг непрерывно движущегося пустого транспортёра. Наконец, первый чемодан пошёл!
«Йоханнесбург»… Длинное слово! Впрочем, мне не привыкать. Я родился в городе под названием «Екатеринбург». «Дорогие екатеринбуржцы и екатеринбурженки», – обращаются тамошние дикторы к телезрителям.
Мало у кого хватает терпения выговорить слово «Йоханнесбург». Чёрные говорят: «Джози» или «Иголи», город золота. На официальном логотипе города указано: «Джобург». Даже у мэра и его бюрократов, при всей их любви к помпезности, редко возникает желание произнести все четыре слога названия. Так «Джобургом» и кличут.
Только белые обычно не жалеют времени на правильное произнесение этого имени. Может, они даже подчёркивают этим, что «Йоханнесбург» – слово европейское, а значит тут, в Африке, они дома. Для них это больной вопрос. Особенно для африканеров, которых раньше называли «бурами». Они, потомки голландцев, шотландцев, немцев и французских гугенотов, дали этому месту такое прозвище – «город Йоханнеса», «Йоханнесбург».
Никто не знает, почему закрепилось именно такое название. Зато хорошо известно, почему здесь вырос город. Не оттого, что тут было красиво, как в Претории, с её речушками и высокими холмами. А потому что сто тридцать лет назад здесь нашли богатейшие месторождения золота. И потянулись в эту пустошь со всего юга Африки искатели счастья. Думали разбогатеть и поскорей уехать отсюда восвояси. Разбогатели немногие. Но многие остались.
Сколько лет стоит этот город на малопримечательных равнинах и холмах! Сколько поколений здесь выросло, сколько людей находили друг друга, женились, старели и умирали! А всё равно неуютно здесь, как будто однажды жители этих лачуг, обитых железными листами, этих домов-«спичечных коробков» для чёрных, этих солнечных двухсотметровых квартир, домиков в тосканском стиле и стеклянных вилл – как будто все эти люди когда-нибудь возьмут и уедут туда, где им милее.
А может, это только я так чувствую? Ведь этот город не стал для меня домом, даже вторым. Мы с ним сторонились друг друга. Я не был здесь счастлив. И все эти годы сидел на чемоданах, готовый рвануть куда подальше.