Городок в табакерке (сборник)

Одоевский Владимир Федорович

Я смотрела на эту даму с удивлением и даже, боюсь сказать, с какою-то завистью. Как она должна быть богата, думала я. Между тем маменька взяла подкладочной кисеи и сказала мне: «Пойдем же, Маша». Маменькин голос заставил даму оборотиться; она тотчас встала и подошла к маменьке.

– Ах! Это ты, Катя! – вскричала она. – Тебя нигде не видно, ты совсем забыла меня, а помнишь, как мы вместе учились танцевать?

Маменька отвечала ей, что у нее домашние хлопоты отнимают все время, и к тому же, прибавила она, тебя никогда не застанешь дома.

– О, это просто эпиграмма [13]

на меня! – отвечала дама. – Напротив, я сейчас еду домой. Поедем вместе со мною, я тебе покажу новую картину, которую купил мой муж. Он уверяет, что она чудесна; ты большая мастерица рисовать и скажешь мне о ней свое мнение. Как бы я рада была, если б мой муж ошибся! Может быть, это бы его отучило от страсти к картинам: он на них совершенно разоряется.

13

Т. е. насмешка. (Примеч. В. Ф. Одоевского.)

После некоторого сопротивления маменька согласилась; мы сели в карету богатой дамы и поехали к ней.

Я не могла удержаться и сказала:

– Ах! Как весело ездить в карете.

– Да, – заметила дама, – я не знаю, как можно обходиться без кареты.

– Однако же, – промолвила маменька, – есть люди, которые без нее обходятся.

– Вообрази себе, Катя, – отвечала дама, – что муж мой хотел обойтись без кареты и ездить всегда в кабриолетке, но я доказала ему, что без кареты обойтись невозможно.

– Но когда содержание кареты превосходит наше состояние, тогда что делать?

– Уж что бы там ни было, – отвечала дама, – но карета – вещь необходимая; надобно же иногда приносить жертву тому месту, которое мы занимаем в свете.

Маменька взглянула на меня – я поняла ее. Мы приехали.

Маменька прошла с дамой в ту комнату, где была картина, а я осталась в гостиной. Здесь, на ковре, играла маленькая дочь хозяйки; никто ею не занимался; на ней было бархатное платьице, но уже довольно старое; поясок заколот булавкою, потому что пряжка была изломана; пелеринка была смята и изорвана; башмаки стоптаны.

Когда мы вышли от этой дамы, я спросила у маменьки, заметила ли она странный туалет дитяти.

– Как не заметить, – отвечала она, – эта дама гораздо богаче меня, но дочь ее носит стоптанные башмаки, тогда как у тебя новые; это оттого, что моя приятельница целый век думает только о своих прихотях; никогда не соображает своего прихода с расходом; что она ни увидит, ей всего хочется; покупает все, что ей ни понравится, и мысль о том, что она может вконец разориться, оставить дочь без куска хлеба, ей никогда не приходит в голову. Она ничего не видит дальше настоящей минуты. Я того и жду, что она скоро совсем разорится и горькою бедностию заплатит за свою теперешнюю роскошь.

Это меня поразило.

– Ах, маменька, – сказала я, – клянусь вам, что я никогда не дам над собою воли прихотям.

– Обещай мне, по крайней мере, стараться об этом, – заметила маменька. – С первого раза трудно научиться

побеждать себя.

Тут мы вошли в магазин, где я выбрала пояски, потому что маменька хотела за один раз купить все нужное, говоря, что не надобно понапрасну терять времени. Пока мы разбирали пояски, я увидела прекрасный шейный платочек, и мне очень его захотелось; он стоил только пять рублей.

– Маша, – сказала мне маменька, – ведь это – прихоть.

– Но, маменька, – возразила я, – мне очень нужен шелковый платочек, у меня ведь нет ни одного; у меня еще довольно осталось денег, почему же мне не купить этот платочек?

– А сколько у тебя осталось денег?

– Двадцать рублей… доход мой за целый месяц.

– Вспомни, что тебе надобно заплатить еще по крайней мере десять рублей за шитье платьев и также оставить что-нибудь в запасе, потому что до окончания месяца ты можешь иметь еще нужду в деньгах.

– Но, маменька, если я куплю этот платочек, у меня еще останется пять рублей.

– Тебе очень захотелось этого платочка, он стоит довольно дорого, а ты можешь без него обойтись. Знаешь ли ты, Маша, что на эти пять рублей можно купить десять аршин выбойки, а из десяти аршин выйдет два платья дочерям той бедной женщины, которая к нам ходит и которая так долго была больна и не могла работать.

Эти слова привели меня почти в слезы.

– Нет, маменька, – сказала я, – я не хочу платочка, купите на пять рублей выбойки для бедных малюток.

Маменька поцеловала меня.

– Я очень рада, – сказала она, – что ты хочешь употребить деньги на действительную нужду, а не на прихоть. Ты сегодня сделала большой шаг к важной науке – науке жить. Когда тебе будет двенадцать лет, тогда ты мне будешь помогать в хозяйстве всего дома.

– Ах, как это будет весело, милая маменька! Только я не буду знать, как за это приняться, – сказала я, подумав немного.

– Не будешь уметь приняться? Ты примешься за все хозяйство точно так же, как принялась за свое собственное. Теперь запиши в своей книжке все, что ты издержала, это всегда надобно делать тотчас. Чтобы не забыть всего того, что мы говорили в продолжение всей этой недели, напиши на первом листе слова апостола Павла: «Тот богат, кто довольствуется тем, что имеет». Запиши также, – прибавила маменька, – слова Франклина, великого человека, которого историю я когда-нибудь тебе расскажу: «Если ты покупаешь то, что тебе не нужно, то скоро ты будешь продавать то, что тебе необходимо».

Два дерева

У одного деревенского помещика было два сына-близнеца, т. е. которые родились в одно время. При их рождении отец посадил два яблонные деревца. Дети подросли, и деревца подросли. Когда детям минул третий год, отец им сказал: «Вот тебе, Петруша, дерево, и вот тебе, Миша, дерево. Если вы будете за ними хорошо ухаживать, то на них будут яблоки, и эти яблоки ваши».