Городские легенды (авторский сборник)
Шрифт:
Махалай пожирает сердца, мелькнула у нее в голове невесть откуда взявшаяся мысль. А пустые оболочки без сердец отпускает бродить по свету, вот как мы бродим.
Она отвернулась от витрины и зашагала через толпу к проулку, где вчера встретила Элдери. Не задерживаясь у поворота, она прошла прямо в дальний конец. Там она остановилась и оглянулась на оживленную улицу. Машины то и дело мелькали в просвете между домами. Городские позеры всех сортов и мастей шагали по тротуару, обрывки их разговоров и смех эхом отдавались в каменной арке. Но там, где она стояла, все было спокойно и тихо. Как в другом мире.
Твой народ знает путь...
Идти по нему, вот все, что от тебя потребуется... но идти сознательно...
Она вздохнула. Может, в прежние времена ромы и знали тайные пути, но ей-то никто не показывал, как их найти, — никто, даже дядька Палько. Да и вообще, подумаешь, мать была цыганкой, росла-то она не в таборе. К тому же среди нынешних цыган чаще встретишь таких, которые носят костюмы и галстуки, чем таких, которые чтут старые обычаи. А их магия и в прежние времена годилась только на то, чтобы пугать ею Gaje, то есть не цыган. Обыкновенные фокусы. Только вот...
Тут ей вспомнился полрек, как он возник неизвестно откуда и исчез неизвестно куда, когда она треснула его своей гитарой. И еще Элдери... вроде орангутанг, но говорящий.
Магия, да и только.
Она подошла ближе к стене, вгляделась в ее кирпичную кладку. Где-где, но не в таком месте, как это, ожидала она встретить чудо. Грязь, копоть, продранные мешки с мусором, кучи отбросов вдоль стен неподходящий материал для волшебства. Волшебство — это толкиновское Средиземье. Или Пограничье Кэт Мидгир. А это... Она провела по стене ладонью и посмотрела на свои грязные пальцы. Под мышка реального мира, вот что это такое.
Она повернулась ко входу в проулок, чтобы уйти, и тут только заметила, что там стоит кто-то высокий и смотрит на нее. От страха кровь громкими толчками побежала по ее жилам, и она впервые в жизни поняла, что значит выражение «сердце ушло в пятки». Она узнала стоящего.
— Дорн.
Голос получился каркающий, скрипучий. Лицо мужчины было в тени, но она все равно увидела, точнее, почувствовала его усмешку.
— Я ведь тебя предупреждал: не лезь в то, что тебя не касается.
Предупреждал? Когда? И тут она вспомнила сон. От одной только мысли, что этот человек послал ей сон, вот просто так взял и залез в ее голову, ей стало не по себе.
— Не следовало тебе сюда возвращаться, — сказал он.
— Я... я тебя не боюсь, — ответила она.
И была права. То, что она чувствовала, нельзя было назвать страхом, это был ужас. Представьте, что вам приснился кошмар, а потом вы встретили его героя на улице, живьем. Она сделала шаг назад, зацепилась каблуком за мешок с мусором.
— Дорога Элдери — моя, — продолжал он, наступая на нее. — Я забрал ее. Я натравил на него пса.
— Ты...
— Но я сразу почувствовал, как уходит к тебе ее сила, и понял, что ты попытаешься ее присвоить.
— По-моему, здесь какая-то...
— Никакой ошибки. — Он поднял руку к груди. — Я чувствую, что между тобой и этой чертовой обезьяной есть какая-то связь. Он ведь отдал ее тебе, правда? Клянусь тенью сердца, ты только посмотри на себя!
Теперь он стоял совсем близко. Поднял руку, брезгливо провел пальцем по щетине на выбритой части ее головы. Лорио вздрогнула, но отодвинуться не было сил. От страха ее затошнило. Вокруг пальцев Дорна плясали искорки. Она уставилась на них широко раскрытыми глазами.
— Ты и сама чуть лучше животного, — заключил он.
Странно, но от этих слов Лорио вдруг успокоилась. Она посмотрела Дорну прямо в глаза — они были такие же мертвые, как у Махалая в ее сне. Во сне. Но ведь Дорн — настоящий. Значит, и дорога тоже? Может, этот проулок можно заставить исчезнуть и под ним, прямо за его неприглядным фасадом, откроется дорога?
Старая прямая тропа... для тех, кто знает, как ее найти.
Его глаза странно сверкнули. Он заговорил, и Лорио поняла, что это была искорка смеха.
— Да ты, оказывается, ничего не знаешь? — заговорил он с издевкой. — Где уж тебе найти дорогу, ты бы и под страхом смерти не сумела.
— Сейчас увидишь, как это делается.
Прежде чем она успела что-нибудь сказать, он схватил ее за отвороты кожанки и с размаху припечатал спиной к стене. От удара ей нечем стало дышать, на глаза навернулись слезы.
— Смотри, — выдохнул он и склонился над ней, так что их глаза разделяли теперь считанные сантиметры.
Потом, не отпуская ее куртки, он отодвинулся на расстояние вытянутой руки и начал медленно поворачиваться вокруг своей оси. Совершив полный оборот, он резко толкнул ее на землю. Колени Лорио подогнулись, и она упала в пыль.
Пыль?
И тут до нее понемногу стало доходить. Дорн затащил ее назад, в сон.
Сначала кругом было так тихо, будто все звуки перестали существовать, так что она слышала только собственное прерывистое дыхание. Она огляделась. Город исчез. Она лежала посреди пыльного проселка, над ее головой было звездное небо. Плавно круглились виденные во сне холмы, а между ними широкой белой лентой пролегла ее дорога.
Дорн схватил ее за волосы и рывком поднял на ноги. Она заморгала от боли, на глазах снова выступили слезы, но пока она медленно поворачивалась к своему мучителю лицом, в ней самой что-то переменилось. Она больше не сомневалась, что магия существует, что дорога есть на самом деле и что Элдери сделал ей такой подарок, рядом с которым меркнет все остальное. И нет такой силы на свете, которая заставила бы ее, Лорио, уступить этот дар мертвоглазому Дорну.
Стоило ей это понять, как знание распустилось в ней подобно цветку, который вырастает на серии последовательных фотографий. Глаза в глаза, сознание к сознанию, Элдери заронил семя этого знания в ее мозг, где оно дремало до тех пор, пока таинственный пейзаж, магия дороги, ее собственное понимание всего окружающего не разбудили его и оно не пустило ростки, пронизавшие все ее существо.
Дорога не одна, их неисчислимое множество. Вместе они образуют узор, который пронизывает не только ее мир, но и прочие миры; не только ее время, но все времена. Дороги поддерживают хрупкое равновесие света и тьмы, порядка и хаоса, а там, где они сходятся, в долине, которую Элдери называл Ланкелли, стоит священная роща.