Шрифт:
I.
С утра зарядил мелкий колючий снег, который шёл, казалось, не сверху, а сразу со всех сторон, закручиваясь спиралью вокруг пешеходов, по-хулигански норовя попасть в лицо, а, если получится, то и в нос, и в глаза. Из многострадальных глаз и носа текло, поднятый воротник осеннего бушлатика из «секонда» не спасал от холода, а тонкая подошва скользила по грязной жиже и, похоже, это только вопрос времени, когда он поскользнётся и собьёт какого-нибудь встречного бедолагу. Лёха про себя надеялся, что это будет кто-нибудь лёгенький и худенький.
На снег они не рассчитывали, конечно. Белорусская метеослужба обещала, что всю неделю будет «суха, каля нуля» [сухо, около нуля – белорусск.], а тут – на тебе!
По улице мельтешили люди, второпях натыкались друг на друга, и, отскакивая, залетали в нарядные двери магазинов. Рябило в глазах от бликов новогодних витрин, от гирлянд с надписью «С Новым 2000 годом!». «А что если, – думал Лёха, растирая на бегу замёрзшие красные уши, – действительно, с наступлением миллениума остановятся все компьютеры, электростанции и прочие всякие там станции, включая космические? И спутники попадают на землю как яблоки? И телевидение закончится прямо в момент, когда Басков откроет рот, заводя очередные «песни о главном»? Да не, байки всё это, мистика для пенсионеров». Лёха усмехнулся и припустил быстрее, благо, почти добрался до Городских Ворот– двух минских «башен-близнецов», выстроенных в конце сороковых напротив вокзала и с тех пор приветствующих гостей города как в натуральном виде, так и украшая всякого рода сувениры, как и положено символу города.
Башни пристроились как раз в том месте, где дорога выныривала на большую привокзальную площадь. Среди прохожих попадались всё больше пассажиры с чемоданами, волокущие свою ношу, нагнув головы, будто пытаясь забодать каждого встречного. У самого края дороги суетилась бабка в белом пуховом платке. Бабка тыркалась то к одному прохожему, то к другому, но замёрзшие пешеходы игнорировали энергичную старушку. Лёха, на что уж спешил, но на мимопроходящих разозлился. К бабушкам Лёша испытывал слабость: всё самое тёплое и радостное, что успел он получить от бабули в своём неприхотливом детстве – домашние пироги, вязанные свитера, сказки про царя Салтана– всё это осталось где-то внутри и грело, и вызывало трогательные воспоминания. Поэтому он решительно направил свои замерзающие стопы прямиком к бабке, которая, увидев его, сама тут же вскинула руки и бросилась навстречу.
– Сынок, – запыхавшись, проблеяла бабка, – переведи бабушку через дорогу, будь ласков.
– Так вот же зебра, бабушка, – начал было Лёха, но бабка замахала руками.
– Сыночек, ды ты ж глянь, как они тут гойсают! Уж они так гойсают – черти их дери!– нешто бабушка успеет перебежать? Помоги, сынок, а уж я бога буду молить, чтоб он тебя не оставил, – зачастила бабка и вцепилась в Лёхин локоть с неожиданной силой.
Лёха терпеливо засеменил по пешеходному переходу, усмехаясь мыслям о том, что бабка, видимо, бывшая чемпионка по армрестлингу, отцепить её не представлялось возможным.
– Я машин этих проклятых страх как боюсь, – причитала меж тем бабка, – пасля [после – беларуск.] того как меня в прошлом году здесь сбило, на дух их не переношу, тьфу, чтоб их чёрт драл!
– В смысле «сбило»? Сильно? – Лёха вежливо поддержал беседу, – водителя-то задержали?
– Совсем сбило, сынок, насмерть. Вот здесь, аккурат на этом месте, – бабка горестно закачала головой и поджала губы.
– Сейчас за это большие сроки дают, а что мили.., – Леха осёкся и покосился на бабку. Вот те раз, повезло на сумасшедшую старуху нарваться.
– Что ты, Лёшенька, родимый, какая уж там милиция! Уехал Сергей Сергеич, начальник Первомайского ЖРЭО. Убежал, ирод! Даже первой помощи не оказал. Так я и отдала душу, без исповеди и отпевания. Прокляла я его, безбожника, это само собой. Скоро уж и Сергей Сергеичу на тот свет собираться, от проклятия неупокоенной души не убежит. Вот спасибо, Лёшенька, вот и перешли мы с тобой дорогу-то, вот и славно.
Бабка, осторожно переступая, развернулась и пытливо заглянула Лёхе в лицо.
– Помереть-то я померла, а грехи?
–Что, грехи? – шмыгая носом, Лёха соображал, когда это он успел представиться и ещё – как бы это поаккуратнее вынуть руку из бабкиной сцепки да сделать ноги.
– Да как же я с грехами-то на тот свет вознесусь? Грехи-то ить на земле держат! А сегодня как раз годовщина моей кончины, день решающий. Чуть нашла, вишь, провожатого, чтоб через дорогу промеж Городских ворот провёл. Люди-то они нас обычно не видят.
Бабка опять печально качала головой, глядя на Лёху слезящимися голубыми глазами. Лёха почувствовал, что начинает раздражаться, время неумолимо поджимало.
– Так ведь я же увидел, бабуля, – Лёха попытался тихонечко выкрутить руку из цепких бабкиных пальцев, – я же перевёл. Это… вы в безопасности, бабушка. Грехи Ваши я Вам отпускаю, идите домой, на печку.
Бабка тихонько дробно засмеялась.
– Потому и увидел, что ты сейчас близко к другому миру стоишь, на тот свет прямиком спешишь. А грехи…, – бабка пристально посмотрела Лёхе в глаза, как будто искала там что-то и скачала просто и спокойно, – а грехи мои ты на себя взял.
Бабкин голос эхом отразился от жёлтых привокзальных зданий и покатился по снежной улице вниз. В этот момент Лёхе показалось, что мир замер и даже снег завис в воздухе недвижимо, прекратив своё безумное кружение. «Ох», – что-то оборвалось внутри Лёхи и он каким-то чужим хриплым голосом спросил:
– В смысле -«взял»?
Старуха ласково посмотрела на Лёшу как на неразумное дитя.
– Так ведь кто грешную душу через дорогу переведёт, тот все её грехи на себя берёт. Во искупление и в жизнь ве-е-ечную.
Снег теперь шёл сплошной стеной и Лёхе показалось, что снежный заслон отгородил их с бабкой от всех остальных пешеходов, от привокзального шума, от автомобильного гула, и что они, вообще, не на людной улице стоят, а парят где-то вне места и времени.
– Только не просто это -найти человека, который тебя через дорогу переведёт. Люди-то нас не видят, кроме тех, что, как ты, близко к тому свету подошёл, – бабка сокрушённо покачала головой, – а времени-то у меня совсем мало, всего один день в году, в день смерти таинство работает.