Горох в стенку (Юмористические рассказы, фельетоны)
Шрифт:
Администратор посылает в типографию афишу.
Наконец - премьера.
Автор сидит в шестом ряду. Он страстно сжимает локоть режиссера. Публика приятно волнуется. Премьера! Свет медленно гаснет. Загорается рампа. Все кончено. Идет занавес.
1929
"МЫ ВЫШЛИ В САД..."
– Вот, прошу убедиться.
Жена ахнула и всплеснула руками.
– Она?
– Она самая.
– Не может быть...
– Факт.
Жена даже слегка побледнела от счастья и неожиданности.
– И пластинки?
– И пластинки. Двадцать штук. Факт.
С этими словами товарищ Рязанцев осторожно развернул газету, и глазам восхищенной жены предстала совершенно новенькая, ослепительная, долгожданная виктрола производства завода "Граммофон" № 12536.
– Двести семьдесят рубликов. Как одна копейка. Три месяца собирал.
После обеда пришли друзья и соседи.
Товарищ Рязанцев произнес краткое вступительное слово:
– Значит, такое дело. Приобрел, братцы, виктролу. Вот это - виктрола. Прошу руками не лапать. Интересное изобретение. Играет. И, само собой, пластинки. Как говорится, культурно-бытовое обслуживание трудящихся и прочее. Предлагаю приступить к наслаждению музыкой. Никто не возражает?
– Чего же возражать!
– Валяй! Валяй!
– Что завести?
– Заведи какой-нибудь романс, - нежно попросила жена.
– Можно и романс, ничего не имею. Вот, например, интересный романс "Мы вышли в сад...".
– Валяй "Мы вышли в сад...", - сказали завистливо гости.
Товарищ Рязанцев поставил пластинку и бережно передвинул рычажок. Пластинка завертелась, чарующие звуки рояля наполнили комнату.
Друзья и соседи затаили дыхание.
И вдруг из этих мелодичных и звонких звуков возник прелестный, мягкий, бархатный баритон, который неторопливо начал глубоко волнующее повествование:
Мы вышли в сад... Вечерняя прохлада... Уже...
Тут в середине виктролы что-то зашипело и выстрелило. Пластинка остановилась.
– Ах ты черт, на самом интересном месте! - воскликнули гости.
– Ничего, - сказал товарищ Рязанцев, - сейчас я все это устрою.
Он быстро разобрал виктролу и сунул в нее нос.
– Пружина лопнула, - огорченно вздохнул он.
– Перекрутил, - с досадой сказала жена. - Медведь!
– Ничего, - сконфуженно забормотал Рязанцев, - мы ее сейчас... это самое... склепаем... Приходите завтра. Завтра дослушаете.
– Ну, - сказал на другой день Рязанцев, - склепал. Теперь уже не лопнет.
– Осторожно заводи! - простонала жена.
– Не беспокойся. Не сломаю. Ну-с, дорогие товарищи, прошу соблюдать тишину и поменьше курить. Пускаю.
Снова чарующие звуки вступления наполнили комнату и снова мягкий, бархатный баритон начал волнующую повесть:
Мы вышли в сад... Вечерняя прохлада... Уже...
Крррак, - выстрелило в середине виктролы, и пластинка остановилась.
– А, будь ты трижды неладна!
Расстроенный Рязанцев, стараясь не смотреть на жену, быстро разобрал машину и огорченно покрутил головой:
– Пружина лопнула.
– Называется, склепал! - насмешливо заметил один из гостей.
– Да нет, где я склепал, там держится. Будьте уверены. В новом месте лопнула. Придется снова клепать. Приходите завтра.
– Интересно все-таки узнать, что "уже"?
– Чего "уже"?
– Вечерняя, я говорю, прохлада уже... Интересно все-таки узнать, что там дальше произошло с вечерней прохладой. Ну, "Мы вышли в сад... Вечерняя прохлада... Уже...". А что "уже" - неизвестно. Даже как-то обидно.
– Завтра приходи. Завтра я ее склепаю, тогда уже обязательно выясним, что "уже". Спокойной ночи.
На другой день бархатный баритон вкрадчиво начал:
Мы вышли в сад...
Гости затаили дыхание.
...Вечерняя прохлада... Уже...
Кр-р-р-ак!
– А, чтоб ты сдохла! Опять лопнула. На новом месте.
– Товарищи! Это неблагородно. Позвал людей в гости, а что "уже" - никто не знает. Мы желаем узнать, что "уже".
– Не смотрели б на тебя мои глаза! - с отвращением сказала жена. Вышла замуж черт знает за кого! Чем всякие виктролы покупать, перед людьми позориться, лучше бы купить на эти деньги масла, что ли. А то: "Мы вышли в сад, вечерняя прохлада... Уже..." А что "уже" - неизвестно. Хоть в глаза людям не смотри.
И она заплакала.
Через три дня бархатный баритон опять вкрадчиво начал:
Мы вышли в сад... Вечерняя прохлада... Уже...
Кр-р-р-р-р-ак!
– Так-к-к-к я и знал! - простонал Рязанцев, хватаясь за голову.
Гости злорадно захихикали.
– Изверг! - закричала жена истерическим голосом. - Сил моих больше нету. Ухожу от тебя, окаянного, к папе и маме! Не могу жить с постылым!
И она стала нервно укладываться.
Товарищ Рязанцев поник головой.
Поздней ночью он писал треугольнику производственного кооператива "Граммофон" горькое послание.
Писал он, между прочим, следующее:
"...А также посылаю 15 рублей задатка и прошу вас убедительно, дорогие товарищи, пошлите мне хорошую пружину, чтобы я хоть проиграл все 20 пластинок, чтобы жена мне шею не пилила, чтобы товарищи не смеялись и чтобы оправдать 270 рублей. Сделайте милость, пошлите то, что я прошу. Кроме вас, где я могу ее достать? Ведь жалко же напрасно деньги гробить..."
И крупные слезы капали из его покрасневших глаз на лист серой бумаги.
Мы вышли в сад... Вечерняя прохлада... Уже...
Кр-р-ак!
Эй, вы, дорогой товарищ треугольник производственного кооператива "Граммофон"! Черт вас побери!
Не мучьте человека!
Что "прохлада"? Что "уже"?
Этот вопрос с "прохладой" наконец должен быть выяснен в ту или другую сторону. Надо же наконец дать чуткий, исчерпывающий ответ:
– Что "уже"?
1929
ПАРИЖ - ВЕНА - БЕРЛИН
(Из заграничных впечатлений 1931 года)