Горожане
Шрифт:
— Зоя, не спи! Или мне самому укол делать?
Девушка обиженно поджала губы. Воронин почувствовал, как кто-то больно ударил его кулаком в бок. Оглянулся: это неслышно подошел ребенок.
— Не трогай мою мамку! Не делай мамке больно!
Воронин ухватил мальчика под мышки и несколько раз подбросил вверх. Потом посадил себе на колени, так, чтобы мальчик оказался спиной к дивану, и объяснил:
— Это совсем не больно, как будто комарик укусит. Р-раз — и готово!
Воронин услышал раздраженный голос: «Да не напрягайтесь вы! Расслабьтесь, а то напряглись так, что игла сломается!» — и решил
— Не мешай людям работать!
Вернулся и спросил у Воронина:
— Доктор, а может спиртом?
— Что спиртом? — не понял Сергей Иванович.
— Ну, натереть. Чтоб согрелась.
— А у вас есть спирт?
— Ага, — отчего-то заулыбался мужчина. — Малость осталось.
— Ну, можно и натереть, только потом нужно очень тепло накрыть больную. Но лучше горчичники поставить — на грудь, на спину. Знаете, как их ставить? — на всякий случай спросил Воронин.
— Все будет в полном ажуре, — ответил мужчина.
— Ну, прекрасно. От вас можно позвонить?
— Так это… телефона у нас нет, — откликнулась женщина. — Когда ставили всему дому, мы думали, зачем он нам, сюда звонить некому, а если сами — к соседям сходим или из автомата. А потом поняли, что с телефоном гораздо удобней, да поздно уже. Сейчас на очереди стоим.
Женщина надрывно закашлялась, и Воронин посоветовал ей поменьше разговаривать, а после кашля пить теплую воду с сахаром.
Из кухни прибежал мальчонка, схватил пустые ампулы, принялся ими играть, Зоя безразлично наблюдала, как он катает их по полу.
— Заберите у ребенка стекло! — заволновался Воронин. — Раздавит, порежется, никакой зеленки не хватит.
Мужчина отобрал ампулы, дал сыну подзатыльник, тот молча отправился в угол, сел на коврик, где у него были разложены кубики.
Попрощались. На лестничной клетке Сергей Иванович предложил Зое поднести ящик, та гордо отказалась.
— Что-то я тебя сегодня никак не пойму, — решил он выяснить отношения.
— А вы никогда меня не понимали.
— Ну-ну, — он не нашелся что ответить.
Воронин уже спустился вниз, к выходу, как услышал на лестнице чей-то топот.
— Доктор, подожди!
Сергей Иванович помедлил, остановился. Это был муж больной — он прибежал в той же «олимпийке», в тапочках на босу ногу.
— Доктор, слышь… — он подошел к Воронину близко, почти вплотную. — Может, лекарства какие есть? Чтобы поскорее вылечить.
— Я ведь все выписал, — изумился Сергей Иванович. — Надо принимать аккуратно — и все будет в порядке.
— Так это… Лекарства ведь разные бывают. Есть для всех, а есть, я слышал, такие, что трудно достать, в специальных аптеках продают. Может, достанешь? У вас, на «скорой», наверное, они есть?
И он сделал движение — положить что-то Воронину в карман. Воронин успел заметить красненькую купюру, отступил на шаг:
— Вы с ума сошли!
Мужчина зажал деньги в кулаке, опять подошел к Воронину вплотную и сказал возбужденным, излишне громким голосом:
— Так это… она через меня заболела. Просила
Эта настойчивость стала раздражать Воронина, но все-таки он почувствовал к мужчине симпатию. Отступил на шаг и сказал мягко:
— Я прописал прекрасное лекарство, оно только что появилось в… — он подумал и назвал ближайшую в том районе аптеку. — Но я вот что хочу сказать вам. Успех лечения зависит не только от лекарства, но и от режима, в котором будет находиться больная. Если ей придется вставать, чтобы ухаживать за ребенком или приготовить еду, она не скоро поправится. В общем, возьмите хозяйство в свои руки, помогите жене.
— Так это… В общем, все, что нужно… — пробормотал мужчина.
— Идите, здесь дует, а то и вы простудитесь.
Мужчина поднялся на несколько ступенек, спросил:
— Слышь, доктор, а может, возьмешь все-таки? — он показал десятирублевку.
Воронин вместо ответа махнул рукой, хлопнул дверью подъезда.
Следующий вызов был на улицу Левитана. Свернули с Ленинградского проспекта, проехали несколько кварталов и оказались на улочке, чем-то напоминающей дачный поселок: одноэтажные деревянные домики, небольшие садовые участки. Воронин помнил этот район, зеленым островком уцелевший среди густо застроенных кварталов. Все улицы здесь назывались именами художников, и Воронин подумал о том, как удачно они соответствуют друг другу — тихие живописные улицы и фамилии русских живописцев.
Зоя выглянула в окно, удивилась:
— Куда ты заехал, Егорыч? В какую-то деревню.
— Куда велено, туда и еду. А если насчет деревни, то хоть сейчас поменялся бы сюда. Жаль только, что лет через пять эти домики все равно снесут. А летом было бы хорошо здесь! Встал утречком и пошел в сад, подвязал яблоньки, у клубники усы подрезал…
— Тоже мне, Мичурин нашелся! — фыркнула Зоя.
Воронин хотел было одернуть ее: не дело так разговаривать с человеком, который втрое старше, но Егорыч к ее выпадам относился спокойно, и Воронин решил промолчать.
На улице, у калитки, их поджидали. Пожилая женщина, ей было за шестьдесят, но назвать ее старухой язык не поворачивался: есть такие женщины, что через годы, несчастья и болезни с достоинством несут свой возраст.
— Я боялась, что вы не найдете улицу, — объяснила она. — Сейчас больше знают новые районы. А у нас за день если десяток машин проедет по улице, и то хорошо… Зовут меня Мария Михайловна, — зачем-то отрекомендовалась она.
Пока они шли по дорожке, уложенной широкой бетонной плиткой, женщина успела объяснить Воронину, что у ее мужа, Лебедева Николая Афанасьевича, плохо с сердцем, приступы случаются довольно часто, но обычно он спасается таблетками — валидолом или нитроглицерином, но сейчас она видит, с ним что-то серьезное, и, хотя он протестовал, спорил, она все-таки вызвала «скорую». Наверное, перетрудился, — предположила она. Он очень любит мастерить, вы увидите, он все сделал в доме своими руками. А сейчас учится переплетать — старые книги, журналы. Но чувства меры совсем не знает — если увлечется, никак его не остановишь.