ГОРСТЬ СВЕТА. Роман-хроника. Части третья, четвертая
Шрифт:
Трагикомический эпизод произошел тут же во дворе, за воротами. Комендант лагеря, принимавший этап, углядел в сумерках генштабную шинель и барашковую шапку Рональда, когда тот отошел в сторонку из своей пятерки, поджидая Ивана Федоровича. Комендант решил, видно, что некий гулаговский чин пересчитывает этапников. Подлетел с почтительным воинским приветствием. Потом пригляделся внимательнее, слишком поздно понял свою ошибку, страшно разозлился, заматерился по-черному!
— Разде-е-ть! Сблочить с него эту воинскую оправу! Выдать б/у второго срока! Муркины боты ему!..
Нарядчик, банщик и еще кто-то из лагерной придурни со всех ног кинулись
В общем бараке оба бывших военных, старший лейтенант, начальник БАО Щербинкин и майор из Генштаба Вальдек благополучно проспали до самого развода, успели они и к завтраку. Состоял он из баланды, сваренной из капустного листа, малого количества крупы-шрапнели и каких-то малоаппетитных ошметков китового мяса, отзывающего вытопленным жиром и очень пересоленого. Разжевать кусочек этого мяса оказалось невозможным.
Потом в длинной колонне в четыре сотни душ, рассчитанных пятерками, зеков повели на завод. Рабочий день длился тогда около десяти часов, с перерывом на обед. Его привезли в бидонах прямо на производство. Рональду с Иваном Федоровичем досталась разгрузка отожженного, еще горячего кирпича из круглой обермайеровской печи. Руки обматывали мешковиной, каким-то тряпьем — рукавиц для зеков не предусмотрели...
Выгрузка одной печи продолжалась еще дня два, которые были холодными, дождливыми, очень длинными от развода до отбоя. А на третьи сутки Рональда с Иваном отозвали в сторону и подвели к вольнонаемной особе женского пола.
Держалась она несколько смущенно и оказалась заведующей заводской лабораторией. Ей требуются два грамотных лаборанта, обоих кандидатов указал мол ей сам нарядчик.
Лаборатория размещалась в большой комнате на втором этаже заводского венгерского строения. Дама-заведующая, видимо, просто занимала штатную должность, ибо совсем ничего не смыслила ни в кирпичном производстве, ни в лабораторном оборудовании. Она была женой кого-то из лагерных начальников и приносила мужу, кроме женских утех, еще и зарплату.
Новоявленные лаборанты смекнули, сколь велики возможности «канта» (т.е. бездельного времяпрепровождения) при такой ситуации. Но для закрепления и стабилизации положения требовалось развить видимость сугубо кипучей трудовой деятельности, без коей завод просто встанет! Между тем дама-патронесса смогла дать лаборантам лишь одно руководящее указание — помыть полы и протереть химическую посуду. Оба с жаром принялись за эти нехитрые дела и тут же убедились, что заведующую беспокоит одна-единственная мысль: поскорее вернуться к домашним обязанностям, ребенку и недоваренному обеду для супруга. Лаборанты срочно придумали целый список неотложных работ и текущих производственных анализов, способных поднять авторитет лаборатории. Список этот Иван Федорович переписал каллиграфическим почерком, дама легко скрепила его своей подписью, а Рональд уже после ее ухода начертал сверху слова: «Производственный план заводской лаборатории». Слева Иван Федорович сделал надпись: УТВЕРЖДАЮ, оставил кавычки для даты и для начальственного росчерка, а в скобках вывел стилизованными буквами магический титул: директор.
Они сходили в директорский кабинет, попросили секретаря-девицу подсунуть директору на подпись этот документ и... отправились побродить по заводу. Разумеется, не забыли прихватить хронометр и блокнот, симулируя хронометраж в цехах сухого и мокрого прессования, в сушилках и около печей. Смутили вольнонаемного мастера замечанием, будто нынче его прессы дают продукцию, не отвечающую кондициям. У того забегали зрачки, вспотел лоб, часто заморгали воспаленные красные веки, пока лаборанты с деловым видом «брали пробы». Стоит ли пояснять, что оба впервые в жизни приглядывались к кирпичному производству? Тут-то и ожидал их опасный подвох: к прессу подошел сам директор и главный инженер завода! Неожиданно для лаборантов вольный мастер пустился в объяснения и стал неловко оправдываться:
— Товарищ лаборант тут мне указывает... Продукция, говорит, некачественная... Замесы вот неравномерные... Брак получается. А я объясняю: с током перебои... Конечное дело, сокращаем время операций... Перевыполняем и все такое!
— А вы что же предлагаете?
Иван Федорович изрек глубокомысленно:
— Думаем, есть внутренние резервы. Вот, прикидываем...
Директор с уважением кивнул.
— Хорошо, хорошо... Где доводилось работать? Рональд Вальдек вспомнил детство, 38-ю версту, корнеевскую марку на идеально ровных, белых и красных, просто игрушечного вида кирпичах... Разве сравнишь с этими, здесь!
— На корнеевских-горшановских, село Кудиново, Нижегородской...
— А! Знаем, знаем, как же... Ну, давайте, давайте...
Когда зашли к секретарю, увидели свою бумажку с размашистой резолюцией: в приказ! По заводу и лагерю!
* * *
Их потом долго никто не тревожил. Ради предосторожности они «брали пробы» и «хронометрировали», высиживали на летучках и планерках, глубокомысленно молчали или толковали о повышении обязательств. Два раза лабораторию отмечали в приказе и вынесли благодарности обоим лаборантам к ноябрьским праздникам.
Перед праздниками разрешили свидание с родными, покамест — на вахте, после работы.
И вот наступил этот субботний день, когда в предвидении свиданий с родственниками (а это сулило кое-какой прибыточен и вохровцам!) зеков на полчаса раньше сняли с работы и стали строить в общую колонну. Впереди — собаки на сворках, охрана с винтовками. По бокам — опять собаки и винтовки. Сзади — автоматчики. Зеков — четыре сотни, охраны — полтора десятка, собак— до полудюжины. Рональд про себя умножал все это до масштабов всесоюзных, миллионных. Получалось целое царство собачьих клыков, вохряцких штыков и понурых голов.
Денек — осенний, сырой. Родной завод с малой ночной сменой уже позади. До лагерной вахты — с километр глинистой дороги.
Шагавший сбоку малышка — шестнадцатилетний воришка-цыганенок — еще издали высмотрел на обочине окурок. Поравнявшись, сделал молниеносный прыжок, добычу ухватил, но... оскользнулся на глинистой откосе и сполз на карачках в канаву. Тут же ближайший охранник спустил злобную овчарку. Собачища вцепилась цыганенку в загривок, свалила, стала рвать и трепать ватник, стремительно порываясь к горлу.