Горячая Штучка: солнце, безумство и любовь
Шрифт:
Директор скрестил на груди загорелые, в золотистых волосках руки и мрачно спросил:
– Вот что тебе еще было надо? Чего не хватало?
Веня-Вера с трудом отвела глаза от золотистых волосков. По закону подлости она в самые ответственные моменты сосредоточивается на каких-то незначащих деталях, теряет мысль. Наверно, это все от грусти. А была она сейчас по-настоящему грустна, как ни мало это чувство было известно ее обычно веселой и непоседливой душе.
На концерте, во время всего этого представления с музыкой и мордобоем, вино напрочь залило
Когда Михаил Егорович протянул ей обернутый в салфетку фаллоимитатор, она тоненько горестно зашмыгала носом, схватила протянутый прибор смазанным движением и убежала. Мужчинам показалось, что они только что пнули котенка.
В итоге виновен оказался Веня. Не смог разобраться в своих сексуальных приключениях, столкнул прилюдно лбами двух любовников, да еще вмешал Пашу и совсем уж невиновную Риту. Которую еще и опозорил, выпотрошив на всеобщее обозрение интимные секреты.
– Как ты не понимаешь, Вениамин (уже Вениамин, а не Веня)?! То, что для тебя просто секс, для девушки – тонкие душевные переживания.
Артем ходил по кабинету Алексея и в присутствии молчаливого хозяина уже минут пятнадцать отчитывал зарвавшегося ведущего организатора.
– Стоп. Стоп. Тёма… – его воззвания и патетику остановили. – Ты меня за дурачка лоботомического держишь?
Артем заморгал, недоуменно остановившись. Он, конечно, слышал, как Веня может порыкивать на других, но никогда даже в мыслях не примерял это к себе. Голос у Вени оставался шипящим, но с прорывающимися тонкими нотками. Его ведущий организатор явно начинал впадать в истерику.
Дрожит обиженно нижняя губа. В глазах влажный блеск.
– Ты, Темочка, друг мой, присмотрись к людям-то. К Рите обиженной. К странностям вокруг нее. Подумай головой, а не головкой – почему у официанток униформа как у стриптизерш. Я мальчик жизнью битый, и первое, чему она меня научила – уходить вовремя оттуда, где не уважают и не верят. Так что, адью, мальчики, после этого проекта я увольняюсь.
Виляя попкой и помахивая поднятой рукой, прощаясь, Вера вышла из комнаты. Она не хотела расплакаться прямо там, перед братьями. Доказательств не осталось никаких, кроме записи на диктофон слов официантки, судя по бешеному поведению на концерте, с головой не дружащей.
После увольнения Вера, конечно, вышлет ему эту запись, пусть Артем прослушает и там уже поступит как хочет. Может, не будет тупить и наймет хорошего детектива, чтобы хотя бы проверить подозрения. А не наймет… не ее это уже будет дело.
Она снимет эти ненавистные тряпки и вернет себе свою жизнь. Позвонит Диве, может быть, та уже наотдыхалась и начала отвечать на телефонные звонки. Возьмет у нее рекомендации. Да придумает что-нибудь, не маленькая.
В кабинете два брата смотрели друг
– Что-то ты упускаешь, – спокойно заметил Алексей, – и я не могу понять что именно, но что-то не так. И Веня твой какой-то странный.
Он откинулся на спинку высокого кожаного стула и с его лица сползло выражение мягкой открытой флегматичности. Перед Артемом сидел опасный хищник, уверенный лидер, поднявший крошечную компанию родителей до международной корпорации. Человек, который мог себе позволить пригласить на именины любое количество гостей.
Сейчас его беспокоило странное чувство несообразности, каких-то нестыковок, связанных с бизнесом брата. Расслабленный и податливый в семье, обожающий родителей – в делах он становился крепок как скала.
– Проверь-ка, Темыч, своих людей. И Риточку милую, и Веню незаменимого, и даже Пашу простецкого. Вот тебе контакт, – и он протянул визитку, – это Семен Винцгольд, бывший опер, давно на меня работает. Попроси его пробить по базе и прошлому своих сотрудников. Может много открытий сделаешь.
Встал. Потянулся огромным, на первый взгляд неповоротливым телом. И улыбнулся неожиданно нежной, предвкушающей улыбкой.
– А у меня пока свидание. С прекрасной девушкой Алисой.
Он пошел пританцовывая и мурлыкая:
– А вот с тобой – Совсем другой коленкор! Давай в отрыв, малыш… Да, – обернулся, – и пусть Алису проверит заодно.
Братья понимающе улыбнулись друг другу. Они могли ругаться, даже драться. Но никогда по-настоящему не ссорились. Потому что девушки-девушками, а семья – святое.
На улице Леша постоял на террасе, прошелся туда-сюда вдоль дорожек. Его беспокоило, что давно не видел Алису. Через минут двадцать он вдруг вспомнил как она любит замирать у прибрежной линии, улыбаясь изогнутыми луком губами, раскинув руки и ловя заходящее в океан солнце. В итоге проверил пляж.
Потом бассейн. Террасы у дома.
Нашел он ее только через час. В их беседке. Она прижималась к стойке спиной, смотрела незряче вперед, тонкая, беспомощная, потерявшаяся.
Леша почувствовал как защемило и дрогнуло от нежности сердце. Вспомнил материнское «любовь начинается с нежности» и обнял девушку за ссутуленные плечи. "Хорошая моя, драгоценная", – пело его сердце.
Вера повернулась и подняла усталое грустное лицо. Как будто он всегда стоял рядом, просто сейчас проявился, ни капли не удивив. Леша, Леша.
– Ты чего, малыш. Из-за брата? Да разберется с ним Артем, выяснят отношения как взрослые люди и профессионалы. Опять будут не разлей вода, – поцеловал в висок.
Вера смотрела в добродушные серые глаза, разлет широких бровей. Парень был настолько надежен, что в него хотелось обернуться и прямо внутри жить.
– Леш, а Леш. Почему мир так несправедлив?
Он мерно дышал с долгую, долгую минуту. Обернулся, глядя на силуэт огромного дома через штриховку чернеющих в сумерках стволов. Пели цикады, издалека от бассейна доносились отдельные выкрики еще догуливающих гостей.