Горячая тень Афгана
Шрифт:
— Анатолий Александрович, не могу поверить, что вы оказались таким ворчуном! — сказал я, нащупав пластмассовую коробку рубильника, и надавил пальцем на цилиндрическую кнопку. — Первое впечатление было несколько иным…
Господи, а разговоров-то было сколько! В дальнем углу цеха загорелась одна-единственная тусклая лампочка, и ее света с трудом хватило на то, чтобы рассмотреть все помещение. Наполовину оно было пустым, на пыльном бетонном полу, словно гигантские черви, извивались следы от колес грузовиков, по сторонам, у наклоненных стен, лежали мешки, замасленные канистры, ржавые мосты, покрышки,
Я подошел к этой странной мельнице, встал на подножку, провел ладонью по внутренней поверхности котла.
— Трава! — сказал я, сдувая опилки. Под полусферическим потолком звонко отозвалось эхо.
— Было бы странно, если бы вы нашли здесь муку, — ответил Гурьев, косясь на агрегат. — И что вы намерены делать дальше?
Я подпрыгнул, ухватился руками за край котла, подтянулся и влез в него. Гурьев, поджав тонкие губы, наблюдал за мной.
— Не думаю, что администрация очень обрадуется, когда найдет в наркотическом порошке ваши кости и волосы, — мрачно пошутил он.
Устройство машины было настолько элементарным, что на изучение ее я потратил не больше трех минут. Котел, вращаясь по оси, отсеивал крупные элементы от мелких и поочередно подставлял их под ножи, которые проводили грубую рубку. До этих ножей, очень напоминающих гильотину, я добрался по внутренней части трубы. В рабочем состоянии ножи опускались попеременно, чередуясь друг с другом. Сейчас они застыли в том положении, когда один нож был опущен вниз и наглухо перекрывал дальнейший путь сырья, а второй был поднят вверх максимально. Я постучал по гигантскому лезвию ногой и полез обратно. Когда моя голова показалась над срезом котла, Гурьев недовольно чмокнул губами.
— И ради того, чтобы полазить по этой машине, вы и затеяли всю эту рискованную ночную прогулку?
Я перевернулся через край и спрыгнул на пол.
— Вы нигде здесь не заметили пусковой кнопки?
— Что?! Пусковой кнопки? Вы хотите запустить машину?
— Вы догадливы.
— Кирилл, может, будет достаточно на словах объяснить вам процесс выработки героина, и мы не будем запускать конвейерную линию?.
Я рассмеялся, похлопал химика по плечу.
— Ну-ну, Гурьев! Не упражняйтесь в остроумии. Я тронут тем, что вы так печетесь о моей осведомленности в области производства наркоты. Но запускать машину я буду с другой целью… Осмотрите корпус справа, а я — слева.
— Хорошо, хорошо, я осмотрю корпус справа. Я сделаю все, о чем вы меня попросите, — проворчал Гурьев и пошел между стеной и агрегатом. — А чего тут, собственно, осматривать? Вот она, ваша кнопка.
Весь фокус заключался в том, чтобы врубить машину на долю секунды, прогнать четверть фазы, в которой первый нож приподнимется, а второй только начнет опускаться.
— Тсс! — засвистел Гурьев и показал мне кулак. Я замер и прислушался.
— Что вы все время цыкаете? — спросил я после паузы. — Нервы не выдерживают?
— Вы хорошо закрыли входную дверь?
—
— Я не о той. Дверь в бокс!
— Извините, но мне никак не удалось навесить снаружи замок. Дверь руку защемляет.
— Не старайтесь, все равно не смешно.
— А зачем вы задаете глупые вопросы? Разве вы не видели, как я закрыл дверь? Чего вы беспокоитесь?
— Мне показалось, что где-то там, — он неопределенно махнул рукой, — крики и топот.
— Даже если сюда уже бежит дежурная группа, то поздно переходить на шепот и прятаться. Давайте не будем отвлекаться на всякую ерунду! — Я подпрыгнул, ухватился за край котла и снова полез в него. — Когда я дам команду, включите машину на мгновение и тут же выключите красной кнопкой. Потом снова включите и снова выключите. И так до тех пор, пока я не крикну вам.
— Мне думается, что вы крикнете сразу, — угрюмо заметил химик. — Причем очень громко. Но последний раз в жизни. И утром контролер, мой напарник обнаружит ваши косточки в героине… Вы не знаете, который час?
— Четверть третьего. Поторопимся.
Я опустился на дно котла, влез в трубу, где мне пришлось согнуться вдвое и упереться в стенки ногами и руками, чтобы ненароком не соскользнуть под ножи, и крикнул Гурьеву:
— Запускайте!
Он не рассчитал и продержал машину включенной слишком много. Ножи с тяжелым грохотом тронулись с места и замелькали перед моими глазами. Над головой с нарастающей скоростью начал вращаться котел. Когда Гурьев нажал «стоп», проход на этот раз закрыл второй нож.
— Вы представляете себе, что такое четверть секунды? — крикнул я, и медная труба загудела от моего голоса.
Гурьев не ответил, ножи снова загрохотали, первый пошел вниз и в сантиметрах десяти от плахи замер. Перебор!
Я пригнул голову, посмотрел одним глазом в черную щель. Был бы тараканом — пролез. Черт подери, эдак мы здесь до рассвета можем воздух рубить.
С пятой попытки оба ножа зависли сантиметрах в сорока над плахой. Боясь, что химик снова запустит мотор и все испортит, я закричал и стал выбираться на край котла.
— Вы удовлетворены? — спросил Гурьев.
— Вполне. Сможете взобраться сюда сами или вам помочь?
Химик вздохнул, с опаской посмотрел на агрегат.
— Интересно, а он сам не может врубиться?
Я подал ему руку. Гурьев пыхтел, кряхтел, смешно дрыгал ногами, и мне пришлось попотеть, прежде чем он оказался рядом со мной.
— Господи, прости меня! — взмолился он, глядя на черную дыру под ногами.
— Одолжите на минутку ваш пистолет, — попросил я его.
— Вы хотите избавиться от меня? Сделайте милость! — ответил он и за глушитель вытащил из кармана «магнум».
Я выстрелил по главному рубильнику. Пистолет глухо щелкнул, свет погас, в темноте что-то звякнуло.
— Ползите за мной, здесь достаточно просторно. Только под ножами придется лечь на живот, — сказал я, возвращая Гурьеву оружие.
— И пригнуть голову, — добавил от себя химик. — Надо было предварительно воротник у куртки отрезать, — забормотал он изменившимся голосом. — Исповедаться, выпить водки, выкурить сигарету. Такую традицию до сих пор свято соблюдают все смертники во Франции, приговоренные к гильотине… Вы мне ботинком заехали прямо в лоб, между прочим.