Горячий ключ
Шрифт:
— Ты молодчина, Агнесса. — Он потрепал учительницу по плечу и подмигнул ей. — Если будешь целовать Шевцова, сделай это и за меня. Честно сказать, я бы вряд ли так сумел — превратить в лепешку джип, раскатать по дороге Шахбаза и еще сохранить грузовик в довольно приличном состоянии.
Женщины ушли, а он лег у каменной стенки и положил рядом автомат. Сунув руку в карман, обнаружил, что трофейная пачка сигарет превратилась в крошево.
— Бляха-муха, — выругался он вполголоса, посоображал, из чего бы скрутить «козью ножку», но потом передумал курить. Между тем ощутимо посветлело. Ночь закончилась, наступал рассвет.
Глава 38
К
Как только боль в раненой руке немного поутихла, генерал настоял, чтобы ему помогли перебраться поближе к выходу.
— Я ведь все равно не засну, — сказал он. — Из-за боли в плече. Могу подежурить. Из автомата я умею стрелять и одной рукой. Когда-то у меня это здорово получалось. К тому же мне все равно, где лежать, а женщины смогли бы немного передохнуть.
Артему тоже не удалось заснуть, хотя он еще ни разу в жизни не чувствовал себя таким усталым. Когда стало светать, он ободряюще улыбнулся Шевцову и, осторожно приподняв голову, выглянул из-за стенки.
Он ничего не увидел — только клубящийся, плотный, как одеяло, туман. Артем негромко спросил Шевцова:
— Как думаешь, почему они все-таки не набросились на нас ночью?
— Они знают, что у нас есть оружие, — ответил тот, — и понимают, что нам терять нечего.
Я думаю, они уже обнаружили и того, которого ты пригвоздил к камнемету, и моих двоих, что я зарубил лопаткой, да и не только этих. Были еще и другие…
— Да, я убил одного ножом, здесь, неподалеку… — вздохнул Артем, — но я все же не понимаю, почему они медлят. Даже простой обстрел из автоматов очень опасен для нас. Любая пуля здесь вдвойне смертельна из-за рикошета о камни. — Шевцов ничего не ответил, и Артем продолжал свои рассуждения, лишь бы как-то отвлечься от еще более тяжелых мыслей. — Интересно, там кто-нибудь остался?
— Вопрос будем считать риторическим, — проворчал Шевцов, — у нас нет возможности это проверить, но ведь кто-то выключил фары, как только посветлело.
— Это верно, — согласился Артем и повернул голову на легкий шум за спиной. Подползла Ольга и молча сунула им в руки миски с кашей.
Пока Артем и Евгений ели, снаружи послышались невнятные, приглушенные сыростью голоса.
— Смена караула, — прошептал Шевцов. — Я слышал точно такие же звуки пару часов назад, когда ты спал. Они по-прежнему там, не сомневайся.
— Я? Спал? — поразился Артем. — Да я и глаз не сомкнул!
— Значит, ты спал с открытыми глазами, — улыбнулся Шевцов и уже серьезным тоном сказал:
— Ей-богу, они к чему-то готовятся.
Поесть Павлу принесли через полчаса: вареная картошка, ломоть сала, положенный на кусок хлеба, и пучок зеленого лука. Никогда в жизни он так не радовался подобной незатейливой еде и поэтому расправился с ней в мгновение ока, потом попросил чаю, но ему принесли молока. В поселке чая не водилось. Пили или травяной, или молоко. Но молоко тоже пришлось кстати. Павел пил его маленькими глотками, наблюдая поверх кружки за поведением часового, приставленного к нему полковником. Бандит сидел на корточках у входа и курил сигарету.
Сначала одну, затем вторую… Подряд. К концу второй у него заметно повеселел взгляд. И Павел понял, что тот балуется травкой. Возможно, втайне от своего начальства. В окно он видел, что полковник и еще несколько бандитов, шесть или семь человек, суетятся около вертолета, заталкивают в него какие-то ящики и доски. Потом принесли еще один пулемет, и теперь его хобот настороженно торчал из вертолета, напротив первого.
«О, черт! — подумал Павел. — Это уже не вертолет, а выездная расстрельная машина». Он представил, что будет, когда с вертолета откроют огонь из двух пулеметов по его друзьям, и выругался сквозь зубы совсем уж непотребно. Чтобы отвести душу и, не сорвавшись раньше времени, не испортить то, что он задумал.
Он пока не представлял, каким образом ему удастся остановить бандитов. Но то, что он их остановит, это Павел знал точно. Других вариантов просто не могло быть.
Часовой у входа тем временем сел на пол, прислонился головой к стене и, полузакрыв глаза, весело захихикал и даже стал напевать какую-то, похоже, детскую песенку. «Обкурился, шизоид!» — подумал Павел, а ноги уже сами понесли его к бандиту. Справиться с одурманенным наркотиками часовым не составило никакого труда. Павел просто уложил его на пол лицом вниз и, заведя руки за спину, связал их обрывком веревки, которая перед этим была натянута от печи к двери, на ней сушились какие-то кухонные тряпки. Одной из этих тряпок он заткнул часовому рот. Потом откатил его под лавку и завалил старым тулупом, валявшимся на печке, и пустыми мешками, от которых крепко несло чесноком. Видно, хозяева, как и их спаситель Федот, занимались заготовкой черемши.
Потом Павел вышел в сени и тут же заметил второго часового, который сидел на крыльце, но с этим типом ничего нельзя было поделать. Павел вернулся в избу и оглядел автомат, который он забрал у обезвреженного им бандита. По крайней мере, просто так он не сдастся, будет отстреливаться до последнего патрона, а если получится, постарается уничтожить полковника. Похоже, он из главарей, и если его убрать, то операция по ликвидации пассажиров вертолета затянется, а то и совсем провалится… Конечно, эта мысль больше смахивала на проявление белой горячки, но рискнуть стоило… Только бы часовой с улицы не вздумал заглянуть в избу, иначе все пропало. Придется стрелять, а против всей своры ему, конечно, не выстоять. И его смерть только ускорит гибель Димы и всех остальных…
Но фортуна была благосклонна. Через окно Павел вдруг увидел, что полковник отделился от бандитов и неспешно, вразвалочку направился к избе.
Несколько мгновений постоял около часового и вошел в избу…
Полковника подвело то, что он никак не ожидал от Дудкова подобной прыти. Он оставил Павла измотанным, обессиленным, едва ли способным преодолеть расстояние от лавки до порога. Поэтому, когда ствол автомата уперся ему в спину, а тихий голос скомандовал: «Руки за голову!» — Прохоров от неожиданности даже не среагировал на опасность, лишь обернулся и в изумлении уставился на Павла, который совсем не походил на то чрезвычайно измученное, буквально раздавленное усталостью и болью существо, каким и ожидал увидеть его полковник.