Горячий след
Шрифт:
— Смотри, — сказал он, поднимая оружие к глазам Олега. — Рукоять новая. Но клинку больше семисот лет. Тогда не полировали сталь.
— Вижу, — Олег в самом деле видел на матовой поверхности переплетения узоров, образовывавшие вроде бы фигуру человека, стоящего с прижатыми к бокам руками расставив ноги. А около эфеса чернели буквы — не современные, а руны.
— Так писали наши предки, — сказал Хирст, убирая клинок. — Тут написано: "Я — закон". Может быть, это и неправда. Но моих предков это
— Мне нечего тебе дать… — растерялся Олег, но потом спохватился и сорвал с пояса чехол с "оборотнем". — Бери. Это хороший нож. И надёжный инструмент, им много можно делать… ну, ты разберёшься.
Хирст кивнул. Потом уже привычным жестом взял Олега за плечо:
— Будь осторожен с этим, — он скосил глаза в сторону Генки. — Он трус. Я не знаю, что там у вас с ним произошло, но у него глаза труса. Я наблюдал за ним эти дни, и мне даже странно, что он вместе с тобой.
— Мы не выбираем, кого нам спасать, — сказал Олег. Хирст приподнял светлые брови и медленно сказал:
— Да. Это, наверное, так. Но всё-таки будь осторожен. Иногда трусы начинают ненавидеть остальных как раз за то, что те прощают им их трусость…
135.
ЕЩЁ РАЗ ТАМ, ГДЕ СТОЯТ ЧАСЫ.
— Пас!
— Даю!
— Оп!
— Держи!
— Взял!
Чёрно-белый потёртый мяч метался между ногами мальчишек. Мяч нашёл Борька — просто нашёл в траве — и теперь он, Тимка, Данилка и даже Кирилл пасовались между двух импровизированных ворот из сухих сучьев.
Девчонки готовили обед. От костра тянуло запахом горохового супа — из запасов, оставленных каким-то караваном, прошёдшим здешними местами в те два дня (не восемь), что отсутствовали старшие ребята. А Артур с Олегом загорали в ковыле, расстелив куртки, голова к голове. Олег рассматривал палаш, вынутый из ножен.
— Бриться можно, — сказал он, вдвигая оружие обратно. — Только пока нечего.
— Почему ты не сделал то, что от тебя требовал тот гад? — вдруг спросил Артур. Олег поморщился. — Ну всё-таки?
— А ты бы сделал?! — рассердился Олег.
— Не знаю, — вдруг ответил Артур. — Меня просто несколько раз ударили палкой. Не больше, если подумать. А тебя пытали.
— Зачем тебе это, Артур? — прямо спросил Олег. И Артур ответил так же прямо:
— Затем, что я — будущий военный. Мне интересно, что даёт… что даёт силу. Вы такой вот… ситуации.
— Правильное питание и чистка зубов пастой "колгейт", — ответил Олег. И, увидев, что кадет помрачнел, искренне добавил: — Извини…
— Скажи, — серьёзно посоветовал Артур. — Хватит ёрничать и ползать по дерьму. Нам этого и дома выше крыши… Скажи высокие слова, командир.
— Честь, — коротко ответил Олег. — Русская честь. Оказывается, она действенна во всех мирах и временах. А я и не знал, что она у меня есть.
— Я пойду с тобой и дальше, — Артур сел. — И знаешь что? Когда вернёмся… ну… давай дружить, что ли?
— А сейчас мы что делаем? — искренне удивился Олег. Но Артур ответил рассудительно:
— Сейчас — это другое. Сейчас ты командир, я подчинённый, мы оба — соратники. А там, дома, мне хотелось бы, чтоб у меня был такой друг.
— Смотри, какие облака… — Олег поднял голову, оперся ладонями о землю за спиной. — Облака-облака… Первый раз вижу тут облака.
— Про облака есть стихи, — вздохнул Артур. — Отец их любит петь, как песню…
— Отец… он у тебя военный? — спросил Олег. Артур отвернулся и тихо сказал:
— Он у меня… был военным. Он инвалид. Без обеих ног.
— Что? — выдохнул Олег.
— Ничего, — сказал Артур. — Вот такое стихотворение. Я запомнил. Я только спеть не смогу…
Над землёй бушуют травы,
облака плывут, кудрявы.
А одно, вон то, что справа, -
это я…
это я…
это я…
И мне не надо славы.
Ничего уже не надо
мне и тем, плывущим рядом.
Нам бы жить — и вся награда.
Нам бы жить,
нам бы жить,
нам бы жить —
а мы плывем по небу.
136.
Эта боль не убывает.
Где же ты, вода живая?
Ах, зачем война бывает,
ах, зачем,
ах, зачем,
ах, зачем,
зачем нас убивают?..
А дымок над отчей крышей
всё бледней, бледней и выше.
Мама, мама, ты услышишь
голос мой,
голос мой,
голос мой —
всё дальше он и тише…
Мимо слез, улыбок мимо
облака плывут над миром.
Войско их не поредело, -
облака,
облака,
облака…
И нету им предела!(1.)
— Грустные стихи, — задумчиво сказал Олег. — Почему у нас так много грустных
стихов?
— Жизнь такая, — мрачновато ответил Артур. — Вот ты мне скажи — с чего нам,
например, веселиться?
— А облака всё-таки красивые, — подытожил Олег, укладываясь животом на
куртку.
— Ты не передумал? — спросил Артур, по-прежнему глядя в небо. Олег
вопросительно посмотрел на него, приподняв голову. — Искать тех, кто всем этим занимается?