Горящая земля
Шрифт:
— Убей его! — скомандовал я человеку рядом со мной и высвободил Осиное Жало.
Но было слишком поздно — датчане ухитрились спасти раненого Харальда. Я вложил Осиное Жало в ножны и вытащил Вздох Змея.
В этот день больше не будет сражения в «стене щитов», потому что теперь мы будем охотиться за датчанами в переулках Феарнхэмма и за его пределами.
Большинство людей Харальда бежали на восток, но не все. Две наши атаки раскололи орду Харальда, стиснули ее, и некоторым пришлось бежать на запад, углубляясь в Уэссекс.
Теперь
Они молили о пощаде, но мы не даровали ее, потому что все еще были рабами неистового желания Этельфлэд.
Я убил человека на навозной куче, рубанув его Вздохом Змея и располосовав его горло наконечником меча. Финан в погоне за двумя датчанами ворвался в дом, и я поспешил за ним, но оба врага были уже мертвы к тому времени, как я влетел в дверь.
Финан швырнул мне золотой браслет, а потом мы оба окунулись в освещенный солнцем хаос.
Всадники галопом скакали по улице, выискивая врагов. Я услышал крик позади хижины, мы с Финаном побежали туда и увидели огромного датчанина — на руках его блестели серебряные и золотые браслеты, на шее висела золотая цепь; он сражался с тремя мерсийцами. Я понял, что это капитан корабля, человек, который привел свои команды на службу Харальду в надежде найти себе земли в краю восточных саксов. Но вместо земель он нашел в стране саксов могилу.
Он был умелым и быстрым, его меч и помятый щит сдерживали атакующих, а потом датчанин увидел меня и по моему военному снаряжению распознал во мне богача. В тот же миг трое мерсийцев шагнули назад, уступая мне право убить здоровяка.
— Крепко держи свой меч, — сказал я ему.
Тот кивнул и взглянул на амулет-молот, висящий у меня на шее. Датчанин потел, но не от страха. То был теплый день, а все мы были в кожаной одежде и кольчугах.
— Жди меня в пиршественном зале, — сказал я.
— Меня зовут Отар.
— Утред.
— Отар Наездник Шторма, — представился он.
— Я слышал это имя, — вежливо ответил я, хотя на самом деле никогда его не слыхал.
Отар хотел, чтобы мне было известно его имя, — тогда я мог бы рассказать людям, что Отар Наездник Шторма умер славной смертью, а я велел ему крепко держать меч, чтобы Отар Наездник Шторма отправился пировать в зал Вальгаллы, куда отправляются все воины, храбро встретившие смерть.
Нынче, хотя я стар и слаб, я всегда ношу меч: когда придет мой час, я отправлюсь в тот далекий зал, где меня ждут люди вроде Отара. Я предвкушаю встречу с ними.
— Мой меч, — сказал он, поднимая оружие, — зовут Ярким Огнем. — Он поцеловал клинок. — Он хорошо мне послужил. — Помедлил. — Утред Беббанбургский?
— Да.
— Я встречался с Эльфриком Щедрым, — сказал Отар.
Только пару биений сердца спустя я понял, что он имеет в виду моего дядю, который узурпировал мое наследство в Нортумбрии.
— Щедрый? — переспросил я.
— А как иначе ему сохранять свои земли? — ответил Отар вопросом на вопрос. — Только платить датчанам, чтобы они держались подальше.
— Я надеюсь убить и его тоже.
— У него много воинов, — сказал Отар.
И с этими словами он сделал быстрый выпад Ярким Пламенем, надеясь застать меня врасплох, надеясь попасть в Вальгаллу, похваляясь моей смертью.
Но я был так же быстр, и Вздох Змея отбил клинок в сторону, а я ударил врага умбоном щита, толкнув его назад. Я быстро крутанул мечом и понял, что Отар даже не пытается парировать выпад Вздоха Змея, который скользнул по его горлу.
Я вынул Яркое Пламя из руки мертвеца. Мне пришлось перерезать ему глотку, чтобы не повредить его кольчугу еще больше. Кольчуга — дорогой трофей, столь же ценный, как и браслеты на руках Отара.
Феарнхэмм был полон трупов и живых победителей.
Едва ли не единственными выжившими датчанами были те, что укрылись в церкви, и уцелели они лишь потому, что Альфред переправился через реку и настоял на том, что церковь — это убежище. Он сидел в седле с напряженным от боли лицом, в окружении священников, пока датчан выводили из церкви.
Этельред тоже был там, с окровавленным мечом.
Алдхельм ухмылялся.
Мы одержали славную победу, великую победу, и вести о резне распространятся повсюду, куда норманны поведут свои корабли, и капитаны кораблей узнают, что отправиться в Уэссекс — значит выбрать короткий путь к могиле.
— Хвала Господу, — приветствовал меня Альфред.
Моя кольчуга была покрыта кровью. Я знал, что ухмыляюсь, как Алдхельм. Отец Беокка едва не плакал от радости.
Потом появилась Этельфлэд, все еще верхом на лошади, и два мерсийца, ведущие пленного.
— Она пыталась убить тебя, господин Утред! — сказала довольная Этельфлэд, и я понял, что пленный — это всадник, коня которого я пырнул Осиным Жалом.
Это была Скади.
Этельред уставился на свою жену, без сомнения, гадая, что та делает в Феарнхэмме, облаченная в кольчугу, но у него не было времени задать вопрос, потому что Скади начала выть. Это был ужасный вопль, похожий на вой заживо пожираемого могильным червем. Скади рванула себя за волосы, упала на землю и начала корчиться.
— Я проклинаю тебя! — провыла она.
Потом схватила пригоршню земли и втерла ее в свои черные волосы, потом сунула их в рот — и все это время корчилась и вопила.
Один из стороживших ее людей нес кольчугу, которая была на Скади в битве. Теперь Скади осталась в льняной сорочке, которую она внезапно разорвала на груди, измазала землей груди, и я невольно улыбнулся, когда Эдуард, стоявший рядом с отцом, широко раскрытыми глазами уставился на наготу Скади.
У Альфреда был такой вид, как будто боль, которую он испытывал, стала еще сильней.