Господа Головлевы
Шрифт:
Ответы эти только разжигали Арину Петровну. Увлекаясь, с одной стороны, хозяйственными задачами, с другой – полемическими соображениями относительно «подлеца Павлушки», который жил подле и знать ее не хотел, она совершенно утратила представление о своих действительных отношениях к Головлеву. Прежняя горячка приобретения с новою силою овладела всем ее существом, но приобретения уже не за свой собственный счет, а за счет любимого сына. Головлевское имение разрослось, округлилось и зацвело.
И вот, в ту самую минуту, когда капитал Арины Петровны до того умалился, что сделалось почти невозможным самостоятельное существование на проценты с него, Иудушка, при самом почтительном письме, прислал ей
К 18** году состояло кустов малины…00
К сему поступило вновь посаженных…00
С наличного числа кустов собрано ягод … 00 п. 00 ф. 00 зол.
Из сего числа:
Вами, милый друг маменька, употреблено … 00 п. 00 ф. 00 зол.
Израсходовано на варенье для дома Его Превосходительства
Порфирия Владимирыча Головлева …. 00 п. 00 ф. 00 зол.
Дано мальчику N в награду за добронравие … 1 ф.
Продано простому народу на лакомство …. 00 п. 00 ф. 00 зол.
Сгнило, по неимению в виду покупщиков, а равно и от других причин …. 00 п. 00 ф. 00 зол.
И т. д. И т. д.
Примечание. В случае, ежели урожай отчетного года менее против прошлого года, то здесь должны быть объясняемы причины сего, как то: засуха, дожди, град и проч.
Арина Петровна так и ахнула. Во-первых, ее поразила скупость Иудушки: она никогда и не слыхивала, чтоб крыжовник мог составлять в Головлеве предмет отчетности, а он, по-видимому, на этом предмете всего больше и настаивал; во-вторых, она очень хорошо поняла, что все эти формы не что иное, как конституция, связывающая ее по рукам и по ногам.
Кончилось дело тем, что, после продолжительной полемической переписки, Арина Петровна, оскорбленная и негодующая, перебралась в Дубровино, а вслед за тем и Порфирий Владимирыч вышел в отставку и поселился в Головлеве.
С этих пор для старухи начался ряд мутных дней, посвященных насильственному покою. Павел Владимирыч, как человек, лишенный поступков, был как-то особенно придирчив в отношении к матери. Он принял ее довольно сносно, то есть обязался кормить и поить ее и сирот-племянниц, но под двумя условиями: во-первых, не ходить к нему на антресоли, а во-вторых – не вмешиваться в распоряжения по хозяйству. Последнее условие в особенности волновало Арину Петровну. Всем в доме Павла Владимирыча заправляли: во-первых, ключница Улитушка, женщина ехидная и уличенная в секретной переписке с кровопивцем Порфишкой, и, во-вторых, бывший папенькин камердинер Кирюшка, ничего не смысливший в полеводстве и ежедневно читавший Павлу Владимирычу холуйского свойства поучения. Оба крали немилосердно. Сколько раз болело сердце Арины Петровны при виде господствовавшего в доме расхищения! сколько раз порывалась она предупредить, раскрыть сыну глаза насчет чая, сахару, масла! Всего этого выходили массы, и неоднократно Улитушка, нимало не стесняясь присутствием старухи барыни, даже в глазах ее, прятала в карман целые пригоршни сахару. Арина Петровна видела все это и должна была оставаться безмолвной свидетельницей расхищения. Потому что едва разевала она рот, чтобы заметить что-нибудь, как Павел Владимирыч в ту же минуту ее осаживал.
– Маменька! – говорил он, – надобно, чтоб кто-нибудь один в доме распоряжался! Это не я говорю, все так поступают. Я знаю, что мои распоряжения глупые, ну и пусть будут глупые. А ваши распоряжения умные – ну и пусть будут умные! Умны вы, даже очень умны, а Иудушка все-таки без угла вас оставил!
К довершению всего Арина Петровна сделала ужасное открытие: Павел Владимирыч пил. Страсть эта въелась в него крадучись, благодаря деревенскому одиночеству, и, наконец, получила то страшное развитие, которое должно было привести к неизбежному концу. В первое время, когда в доме поселилась мать, он как будто еще совестился; довольно часто сходил с антресолей вниз и разговаривал с матерью. Замечая, как путается его язык, Арина Петровна долго думала, что это происходит от глупости. Она не любила, когда он приходил «разговаривать», и считала эти разговоры большим для себя притеснением. В самом деле, он постоянно и как-то нелепо роптал. То дождя по целым неделям нет, то вдруг такой зарядит, словно с цепи сорвется; то жук одолел, все деревья в саду обглодал; то крот появился, все луга изрыл. Все это представляло неистощимый источник для ропота. Сойдет, бывало, с антресолей, сядет против матери и начнет:
– Кругом тучи ходят – Головлево далеко ли? у кровопивца вчера проливной был! – а у нас нет да и нет! Ходят тучки, похаживают кругом – и хоть бы те капля на наш пай!
Или:
– Ишь льет-поливает! рожь только что зацвела, а он знай поливает! Половину сена уж сгноили, а он прыскает да попрыскивает! Головлево далеко ли? кровопивец давно с поля убрался, а мы сиди-посиди! Придется скотину зимой гнилым сеном кормить!
Молчит-молчит Арина Петровна, слушая глупые речи, но иногда не вытерпит и молвит:
– Ты бы побольше руки сложа сидел!
Не успеет она это вымолвить, как Павел Владимирыч уже и взбеленился.
– А вы что ж мне прикажете делать? В Головлево дождик, что ли, перевести?
– Не дождик, а вообще…
– Нет, вы скажите, что, по-вашему, делать мне нужно? Не «вообще», а прямо… Климат, что ли, я для вас переменить должен? Вот в Головлеве: нужен был дождик – и был дождик; не нужно дождя – и нет его! Ну, и растет там все… А у нас все напротив! вот посмотрим, как-то вы станете разговаривать, как есть нечего будет!
– Стало быть, Божья воля такова…
– Так вы тбк и говорите, что Божья воля! А то «вообще» – вот какое объяснение нашли!
Иногда дело доходило до того, что он даже собственностью отягощался.
– И зачем только это Дубровино мне досталось? – жаловался он, – что в нем?
– Чем же Дубровино не усадьба! земля хорошая, всего довольно… И что тебе вдруг вздумалось!
– А то и вздумалось, что, по нынешнему времени, совсем собственности иметь не надо! Деньги – это так! Деньги взял, положил в карман и удрал с ними! А недвижимость эта…
– Да что ж это за время такое за особенное, что уж и собственности иметь нельзя?
– А такое время, что вы вот газет не читаете, а я читаю. Нынче адвокаты везде пошли – вот и понимайте. Узнает адвокат, что у тебя собственность есть – и почнет кружить!
– Как же он тебя кружить будет, коль скоро у тебя праведные документы есть?
– Так и будет кружить, как кружат. Или вот Порфишка-кровопивец: наймет адвоката, а тот и будет тебе повестку за повесткой присылать!
– Что ты! не бессудная, чай, земля?
– Оттого и будет повестки присылать, что не бессудная. Кабы бессудная была, и без повесток бы отняли, а теперь с повестками. Вон у товарища моего, у Горлопятова, дядя умер, а он возьми да сдуру и прими после него наследство! Наследства-то оказался грош, а долгов – на сто тысяч: векселя, да все фальшивые. Вот и судят его третий год сряду: сперва дядино имение обрали, а потом и его собственное с аукциону продали! Вот тебе и собственность!
– Неужто такой закон есть?
– Кабы не было закона – не продали бы. Стало быть, всякий закон есть. У кого совести нет, для того все законы открыты, а у кого есть совесть, для того и закон закрыт. Поди, отыскивай его в книге-то!