Господа гуслярцы

Булычев Кир

Хорошенькую девушку звали Тамаркой. Иванов Семен, обращаясь к толпе, заявил:

– Каждый, кто внесет десять рублей, получает звание рядового необученного. Водораздел лежит за пятью баксами. Это значит функционер-активист. За двадцать баксов принимаем в Центральный комитет.

– А что за партия? – крикнул из толпы Минц.

– Партия народного освобождения, Лев Христофорович, – ответил Иванов Семен. – Мы идем на выборы губернатора единым списком. Вас я приглашаю в консультанты бесплатно.

–

То есть ты мне не будешь платить? – удивился Минц.

– Ни копейки с тебя, профессора, не возьму! Помогай, строй наше движение, рука об руку, полным ходом, поспешай, не болей!

– Я знаю, кто он, – тихо сказал Корнелий Иванович. – Он органчик.

– Из города Глупова? – спросил Грубин.

– Оттуда, брат, оттуда.

– А мы хотели еще кое о чем посоветоваться, – промямлил Минц.

– И не мечтай, Христофорович! Время советов безвозвратно кануло в Лету. Можно сказать, в зиму.

– В яму! – сказали хором его сводные братья, которые уже влезли за его спиной на трибуну.

Толпа, подросшая за последние минуты, дружно ахнула, умиляясь сообразительности и мудрости харизматика.

Удалов поежился. Он прожил долгую жизнь и многого навидался.

– А интересно, – тихо произнес он, – все эти харизматики хотят порядка и дисциплины?

Ему не ответили.

Минц уже пошел обратно.

Савич шагал рядом и размышлял:

– Но ведь он не красивый, не милый, не обаятельный и, может, даже не очень умный. Почему же?

– Это и есть харизма, – ответил Минц.

– И что будем делать? – спросил Грубин.

– Ничего, – сказал Минц. – Мы его породили, не нам его убивать.

Когда они вошли во двор, сверху из окна свесилась Ксения Удалова.

– Мужики, – сообщила она, – по радио передавали, что Иванова Семена утвердили кандидатом в вологодскую Думу.

– Быстро, – вздохнул Грубин.

– Бери выше, – сказал жене Удалов. – Не сегодня-завтра быть ему губернатором. Стоит ему только в телевизоре появиться.

– Уже появлялся, – сказала Ксения. – Не произвел впечатления.

– Это только первая реакция, – сказал Минц. – Будет и вторая.

Вторая реакция случилась во время обеда. Ксения занесла половник над тарелкой мужа, замерла, пошлепала губами и произнесла:

– Кого-то он мне напоминает.

– Кого же? – заинтересовался Удалов.

– Или покойную тетю Симу... либо горностая. Вот именно – горностая!

Удалов горько улыбнулся. Любовь толпы принимает странные формы.

Ему-то самому, неподвластному влиянию харизмы, Иванов Семен представлялся, правда, чем-то похожим на полководца Суворова в деревенской ссылке, готовым сейчас же ринуться на Чертов мост...

«Чепуха мерещится», – оборвал себя Удалов.

Вечером они вышли во двор, уселись за стол для домино, но,

конечно же, в домино не играли, а беседовали.

Понимали, что старая жизнь окончилась, а что сулит новая – догадаться было нелегко.

Над городом прошел вертолет без опознавательных знаков.

– Не время вертолетам летать, – сказал Грубин.

– Ох и не нравится мне это... – Удалов вскочил и кинулся прочь со двора. За ним побежал Миша Стендаль.

Бежать пришлось недалеко.

Вертолет опустился на площади Землепроходцев, рядом с бетонной ладьей.

Из него выпрыгивали омоновцы в соответствующих чулках на головах.

За омоновцами вышли трое в штатском.

Удалова такими демонстрациями не запугаешь.

– Добрый вечер, – сказал он вежливо, но строго. – По какому поводу несанкционированный митинг?

Противника следует ошеломить. Ведь если ты станешь о причинах рассуждать или возражать, они тебе врежут прикладом по затылку и даже в больницу не отнесут.

А грозный, хоть и бессмысленный окрик действует.

Трое в штатском сразу почувствовали в Удалове родную душу и ответили нестройным хором:

– Имеем указание об изъятии гражданина Иванова Семена Эдуардовича.

– С какой целью? – рассердился товарищ Удалов.

– Обнаружились нарушения в регистрации в качестве кандидата.

– Ясно, – сказал хитроумный Удалов. – Выполняйте.

Но тут-то и наступила пауза. Чтобы выполнить, следовало найти.

– А где его избирательный штаб, не подскажете? – В голосе у захватчика звякнула неуверенность.

– А вреда не нанесете? – спросил Удалов.

– Владислав Борисович никому не приносит зла, – ответили штатские.

Все стало на свои места. Это были люди другого кандидата в губернаторы, богатого, но без харизмы.

Значит, зашевелились.

«А может, сдать им Иванова Семена? – подумал Удалов. – И жизнь у нас наступит нормальная, как прежде».

«Нет, так не пойдет, – ответил внутренний голос Удалова. – Мы же сами его нашли и мобилизовали. Он же не подозревал – а теперь заподозрил, а его увезут с неизвестными последствиями».

И неизвестно, чем бы окончилась внутренняя борьба в организме Удалова, если бы на том конце площади не послышалась музыка.

К ним направлялась процессия странного свойства.

Впереди шагал пасынок Иванов.

По сторонам шли братья и отец, лица их светились родственной любовью. Затем шагали десятки женщин, большей частью молодых и привлекательных. Они пели и смеялись, как дети.

Увидев издали вертолет и омоновцев возле него, Иванов Семен тут же изменил направление движения и направился к незваным гостям. Те стояли в недоумении, разглядывая Иванова, но еще не догадываясь, кого они видят.