Господа офицеры
Шрифт:
— Оп-пачки... мы, похоже, опоздали, — разочарованно сказали оперативники.
— Проходите, проходите, господа, — пригласил их Мишель Герхард фон Штольц в комнаты.
Те гурьбой ввалились в квартиру. Их было много, но, к сожалению, они опоздали.
— Вас, конечно, интересуют приметы преступников? — спросил Мишель Герхард фон Штольц.
— Чего-чего?
И лучше знакомый с реалиями российской жизни Мишка Шутов вдруг сразу понял, что, наверное, это не оперативники. И вообще не милиционеры. И, возможно, даже не
— Ну ты чего, мужик, творишь-то? — укоризненно покачали головами визитеры.
— А в чем дело-то? — спросил Мишка Шутов, заподозрив неладное.
«Сейчас нас, кажется, будут бить», — предупредил он.
«Это еще бабушка надвое сказала! — не испугался Мишель Герхард фон Штольц, внутренне собираясь для хорошей потасовки. В конце концов, что такое три, пусть даже пять противников для бойца, в совершенстве владеющего приемами рукопашного боя. — Это мы еще поглядим, кто кого!...»
«Тут и глядеть нечего!» — охладил его пыл Мишка.
— А что, собственно говоря, мне инкриминируется?... — поинтересовался Мишель Герхард фон Штольц. — Если невозврат кредита, так этот вопрос уже дискутировался. Не далее как минуту назад. С вашими другими приятелями.
— Ты чего гонишь, какие приятели, какой кредит?...
Нет, кажется, не насчет...
— Слушай, ты, фраер драный, ты зачем даму обидел?
Мишель Герхард фон Штольц — даму? Нет, они явно что-то путают. Чтобы он повел себя неуважительно по отношению к даме — такого не может быть, потому что... не может быть никогда!
И тем не менее...
— Ладно бы поматросил и бросил, так еще и побрякушки ейные прихватил!
Побрякушки?... Какие побрякушки?...
— О чем вы, господа?
Но «господа», вместо того чтобы объясниться, набычились и недвусмысленно придвинулись со всех сторон. Кажется, пора было прикинуть, какой из приемов айкидо будет в этой ситуации наиболее действенен.
— Где колье, падла, которое ты украл?!
Колье? Какое колье?... Ах, колье!... Ах, то самое...
Но только они ошибаются. Это было не воровство — было изъятие вещдоков. Что суть разные явления и что следовало бы растолковать этим, судя по всему, плохо разбирающимся в юридических премудростях кредиторам.
Но кредиторы вступать в дискуссию почему-то не пожелали, а, разом наскочив, уложили его на пол и стали пинать. В точности как первые визитеры. И примерно туда же...
Ну что за страна — все насущные проблемы решаются исключительно процедурой мордобоя. Теперь ему, если его окончательно не прибьют, придется всех их вызвать на дуэль, где убить. Надо лишь, как того требует дуэльный этикет, где-то найти и, как-то изловчившись, швырнуть им в лица перчатку.
Но Мишка Шутов, опережая Мишеля Герхарда фон Штольца, как-то изловчившись, бросил в обидчиков не перчаткой, а удачно подвернувшейся под руку табуреткой. И еще одной. Оба раза попав!
Кто-то отчаянно взвыл.
— Убью на...! Всех на...! — взревел Мишка, вскочив на ноги, вращая глазищами и пуская изо рта пену.
Кредиторы отхлынули.
Разыгрываемая мизансцена напомнила Герхарду фон Штольцу эпизод из какого-то старого советского патриотического фильма, где настоящий коммунист пер без разбору на наган, разбрасывая наседавших на него кулаков, растаскивающих народное добро.
Там талантами режиссера все это выглядело в высшей степени убедительно и высокохудожественно. Здесь отдавало фальшью.
«Нельзя так-то... Нельзя терять своего лица!» — расстроился Мишель Герхард фон Штольц, представив, как он теперь должен ужасно выглядеть, и памятуя, что для истинного джентльмена форма бывает превыше даже содержания. Но в который уже раз в нем верх взял задиристый мальчишка Мишка Шутов, которого из него никакие заграницы так и не смогли вытравить.
«Да пошел ты!...» — послал Мишка свое второе, привыкшее к расслабленной иноземной жизни "я" туда же, куда послал всех прочих, потому что по давним, еще ребячьим стычкам знал, как уважают драчуны психов.
— Всех пор-р-решу, всех ур-р-рою!... У меня справка! Мне жизнь — по барабану! — изображая юродивого, бился он в падучей.
И с хрустом рванул от ворота до пупа пятисотдолларовую, от Версаче, рубаху, так что все пуговицы по стенам пулеметной очередью простучали.
Ошалевшие кредиторы отступили к двери, боясь, что он их точно сейчас всех перекусает и тогда его придется прибить как бешеную собаку. Что никак не входило в их планы.
— Сроку тебе — два дня! — пригрозили они, выбегая на лестничную площадку, куда Мишка успел перебросать уже половину мебели. — Не отдашь — и тебя, и девку твою порешим!...
И быстро побежали вниз по лестнице, уворачиваясь от обломков разнесенного в щепу орехового гарнитура...
«Ты, конечно, молодец, просто Македонский! — был вынужден признать победу Мишки Герхард фон Штольц. — Но мебель-то зачем ломать?»
Кажется, это тоже была цитата...
Мебели в доме точно почти не осталось. Кроме разве дивана — но диван святое, его трогать было никак нельзя!
Мишель Герхард фон Штольц сел, где стоял, и перевел дух.
Ну что за день такой выдался. И жизнь!... Всем он чего-то должен, всем от него что-то нужно...
Может, взять да бросить все к чертовой матери — жениться на хорошей, пусть даже безродной девушке, нарожать чертову уйму детей и жить себе спокойно где-нибудь в пригородном особняке в захолустном Марселе, подумал он. Что ему, больше всех нужно? Никому не нужно — а ему нужно?...
Правда, долг...
И честь...
Привитые ему понятия о долге и чести не позволяли ему отказаться от взятых на себя обязательств. Пусть даже взятых по собственной воле.
Фон Штольцы не отступают — не должны отступать!...