Господин Бибабо
Шрифт:
Руфф, сидевший до того совершенно безмолвно в темном углу кабинета, — Айт предположил вначале, что он дремлет, — встал и подал заготовленный контракт.
— Там есть, учтите, неприятный пункт, — заметил нервно господин Бибабо. — Я вынужден настаивать на нем. Пункт седьмой. Вы дошли до него? Я придвину лампу, чтобы вам удобнее было читать.
Он поднял лампу высоко над столом. Зазвенела стеклянная бахрома на яркожелтом абажуре. Блики света и причудливые тени побежали взапуски по комнате, перепрыгивая через пустые подушки. Айту почудилось на секунду, что
Бибабо прокашлялся.
— А домик у реки? — молвил он, кладя руку на плечо Айта. — А запах полевых цветов? Вы забыли об этом? Подумайте, через пять лет вы обеспеченный человек и до конца дней своих живете в достатке, не заботясь ни о чем!
Айт молчал, взвешивал мрачный смысл пункта седьмого.
Он плотнее запахнул красный халат с позументами, точно ему вдруг стало холодно, глубже ушел в кресло и совсем сгорбился. Лампа с желтым абажуром освещала мертвеннобледное лицо человека, недавно собиравшегося покончить с собой.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
— Доктор просит к себе, — сказала секретарша, когда Руфф явился в назначенный час в Институт красоты. — Он предупрежден о вашем приезде и примет вас, как только закончит операцию.
Они двинулись через анфиладу комнат, сквозь ароматные туманы, клубившиеся на их пути.
В креслах сидели кроткие мученицы моды, над которыми протянулись электрические провода. В благоговейном молчании совершалось таинство — «электрозавивка под ангела с гарантией на год». Поодаль под стеклянными колпаками сохли шеренги уже завитых готовых «ангелов».
Тут же красили ногти в стильные цвета. Маникюрши прикрепляли к ногтям модниц маленькие раковины. Специалисты насаживали на веко глаза отрезанные мушиные лапки — это давало полную иллюзию красиво загнутых стрельчатых ресниц.
Затем предстал перед Руффом ряд шкафов, из которых торчали багровые потные физиономии с высунутыми языками. Из щелей в шкафах сочился пар,
— Толстяки, — коротко пояснила провожатая, — худеют.
Они миновали печальных плешивцев, сидевших под электрическим душем, способствующим якобы росту волос, прислушивались к стонам человека, которого массировала монотонно лязгавшая машина, и, не оглянувшись, прошли чаны, где в освежающих растворах мокли желавшие приободриться старушки.
Перешагнув следующий порог, Руфф остановился. В перспективе длинного, плохо освещенного коридора, точно люстры, закутанные в покрывала, покачивались подвешенные к потолку тела.
— Только дамы желающие стать стройнее, — успокоительно сказала спутница Руффа. — Мы укладываем их в мешки, привязываем к ногам грузила, и они спокойно спят в таком положении.
Руффу пришли на память муки грешников в дантовской «Божественной комедии». Но правильно ли было назвать Институт красоты адом, — скорее уж чистилищем?..
А перед самым кабинетом доктора увидели они седоволосую, почтенную даму, одиноко галопировавшую в пустом фойе. Она была привязана к велосипеду, поставленному в стойки и приводившемуся в движение мотором. Колеса вращались на месте. Давно уж потеряла амазонка педали, а с ними и надежду самостоятельно слезть с седла. Она была отдана во власть велосипеда. Ее мотало, подбрасывало, кидало из стороны в сторону.
Все больше заваливаясь набок, обратила она тусклый взгляд на проходивших.
— Сними-и-те меня! — донеслось до них сквозь грохот мотора.
— Ничего, ничего, мадам, — сказала ободряюще секретарша. — Через два-три сеанса вы привыкнете, а через десять станете изящной.
...Доктор Шарм, директор Института красоты, тотчас приступил к делу, как только они с Руффом остались одни.
— Господин Бибабо, — начал он, — выразил желание, чтобы в дальнейшем я был скромен. Само собой! Мы, доктора, называем это врачебной тайной... Итак, мой уважаемый пациент, повидимому, хочет возвратить, подобно Фаусту, утраченную молодость или, по крайней мере, моложавый вид? Я угадал?
— Нет, — сказал Руфф. — От вас потребуется другое. Молодого человека, в судьбе которого господин Бибабо принимает участие, желательно сделать старым на вид. При этом, заметьте, есть образец.
И он протянул доктору портрет господина Бибабо.
— Вы шутите, уважаемый, — сказал доктор, поняв, в чем дело. — Ведь это граничит с преступлением, понимаете ли вы?
— Почему же? — возразил Руфф хладнокровно. — Молодого человека не принуждают. Он волен выбирать. А что касается полиции, то не волнуйтесь: епископ Грандье — нам друг.
— Но это просто бесчеловечно, — продолжал доктор, сличая фотографии Бибабо и Айта. — Я не могу обезобразить человека, которого, без сомнения, толкнул на этот шаг голод. Нет, я отказываюсь.
— Погодите это делать, — сказал Руфф, не вставая со стула. — Присядьте, доктор, я не кончил. Боюсь, что в таком случае вас ожидают неприятности. У редактора Леви острое перо, а Леви — приятель Бибабо. Будет очень грустно, если в газетах появятся фельетоны Леви, разоблачающие Институт красоты.
— Разоблачающие в чем?
— Это уж предоставьте Леви. Так или иначе вы растеряете половину своих пациентов. Но, впрочем, я не навязываю собственного мнения. Вы вольны выбирать, дорогой доктор.
...Весь вечер, допоздна провел доктор Шарм, запершись в кабинете. Стол перед ним был укрыт фотографиями, точно доктор раскладывал диковинный пасьянс. Держа снимок на вытянутой руке, он разглядывал его, критически прищурясь и насвистывая сквозь зубы.
Что за мысль? В Институте красоты должны обезобразить красивого человека, юношу превратить в старика. Как далеко все это от фантазий, которыми тешил себя когда-то молодой, наивный Шарм. При помощи пластических операций он мечтал сделать все человечество красивым. И он достиг совершенства, как хирург. Он владеет скальпелем сейчас, как скульптор резцом. Он придает любую форму носам, укорачивает или удлиняет подбородки, пересаживает кожу со спины на щеки, меняет очертания губ, бровей. Реклама Института красоты гласит: «Доктор Шарм исправляет промахи самого господа-бога!»