Господин моих кошмаров
Шрифт:
В последнее время я к родителям ездила нечасто. Во многом из-за беременности мамы,
которая уже несколько месяцев как замкнулась на теме своего здоровья и того, что
нервничать ей ни в коем-случае нельзя. Нервами моя малость деспотичная мама считала все
то, что делалось не по ее понятиям.
– - Мила, - аккуратно начала мама глядя в тарелку и аккуратно накалывая на вилку
маринованный грибочек.
– - Нужно побеседовать.
– - О чем? - безмятежно улыбнулась
подсказывало, что лучше с трапезой повременить так как после таких вступлений обычно
кусок в горло не лез.
Вот люблю я своих родителей, всем они замечательные, но беседовать о неприятных
вещах о время еды - прямо фишка!
– - У тебя все хорошо?
– - заботливо поинтересовалась мама поправляя короткие темные
волосы.
– - До нас доходят слухи…
Ноги бы укоротить этим слухам… и Медведям которые их доносят!
– - Не понимаю о чем ты, - невинно улыбнулась я, все же решив упорствовать до
последнего и не раскалываться.
Тут вмешался папа. Со свойственным военным прямотой и откровенностью, он коротко и
четко рубанул:
– - Марья Иванна жаловалась в последнем звонке. Говорит что ты совсем распоясалась.
Пьешь, друзей водишь и по ночам беспорядки устраиваешь. Музыка сатанинская играет!
Я только закатила глаза к потолку.
Ну что ж, кастрация Мишки откладывается.
МарьИванна - моя соседка. Бесценный и почти реликтовый образец классической
советской бабушки - бессменного обитателя лавочки у подъезда. МарьИванна по моим
наблюдениям пережила едва ли не смену власти в Российской Империи и все остальное
время трудилась на благо КГБ. Но пенсия подкралась незаметно, а потребность усложнять
людям жизнь осталась. Потому от этой деятельной старушки страдали все. От ЖЕКа, до не в
чем не виноватых жителей нашего подъезда. Труднее всего приходилось ее соседям по
лестничной клетке, разумеется. А там как можно было понять жила я и дворник Виталик. Но
если столь же бессменно фиолетовый товарищ на бабушку плевать хотел, что не скрывая
демонстрировал - мне приходилось проявлять вежливость.
Итак, по данным Марьи Ивановны полученным из дверного глазка, я у нас - распущенная
алкоголичка и сектантка. А сатанинская музыка это видать Рамштайн и старина Мерлин
Менсон которых я в последнее время слушала по ночам понадеявшись на звукоизоляцию
которую мы вроде как делали при ремонте. Но увы, куда там новым технологиям против
бабушки с граненым стаканом приставленным к стене!
В общем сия старушенция штучный экземпляр. И слава богу!
– - Мам, пап, вы же знаете нашу соседку, -- рассмеялась я с легким укором глядя на
родителей.
– - Если ей верить, то мои первые отношения случились еще в шестом классе с
ботаником Вовкой вместе с которым мы мучали у меня дома английский.
Вспомнив тот случай мама с папой и правда расслабились и тоже рассмеялись.
Мы еще немного поболтали вспомнив мое детство и я увлеченно порасспрашивала маму о
том, как там поживает мой маленький братик в ее животике. Мама цвела, гладила уже
округлившееся пузико и рвалась показать фото и видео с узи.
Остальной вечер прошел тихо, мирно и очень по домашнему, но уже перед сном в дверь
моей комнаты постучали.
Надо признать, что первое что я сделала - проверила но сплю ли. Но с руками все было
хорошо, да и папа почти сразу подал голос.
– - Дочка, не спишь еще?
– - Нет пока, -- я удивленно посмотрела на него, приоткрыв дверь.
– А что такое?
– - Можно?
– - он кивнул на мою комнату.
– - Не гоже на пороге маяться.
М-м-м… неужели сюрпризы не закончены?
Я без лишних вопросов пропустила отца и закутавшись в большой махровый халат села на
край постели.
– - Не буду ходить вокруг да около, - сразу преступил к делу папа.
– - Мне Мишка кое-что
рассказывал. И не хмурься ты так, вариантов у пацана не было - хорошо я прижал его тогда.
В общем не буду лезть к тебе в душу раз сама рассказывать не хочешь, но считаю нужным
сказать одно. Ты - наша дочь. Первая, любимая, драгоценная. И то, что сейчас появится
второй ребенок не делает тебя менее дорогой и любимой. Понимаешь? И не стоит прятать от
нас свои проблемы.
Я сидела в немом изумлении глядя на отца широко раскрытыми глазами.
Он, явно ощущая себя не в свое тарелке немного неловко обнял меня, погладил по
волосам и тихо продолжил:
– - Прости маму. Она тоже очень тебя любит, но сейчас сосредоточена на себе.
– - Ее можно понять, - повела я плечами и откинулась носом отцу в шею. К глазам
медленно, но верно подступали слезы.
– - Можно, - согласился папа.
– - В общем, Мила я к чему. Мы - в любом случае твоя стена.
Слышишь? Ты не одна.
– - Слышу, - уже откровенно всхлипнула я и расплакалась, ощущая как вместе со слезами
из души вымывается все колоссальное напряжение накопившееся в последнее время.
Некоторое время мы просидели вот так. Папа терпеливо пережидал пока я закончу
слезоразлив в ворот его рубашки, и поглаживал по спине. А я… я рассказывала. Разумеется