Господин Великий Новгород (сборник)
Шрифт:
II. Начало судных дней
Описанные нами в предыдущей главе душу потрясающие сцены, имевшие место у Волховского моста, явились как бы финальными картинами той кровавой драмы новгородского погрома, разыгравшейся в течение января и февраля месяца 1570 года в "отчине Святой Софии".
Но еще месяца за два до наступления "судных дней" люди новгородские уже чувствовали сгустившуюся атмосферу, уже ожидали надвигающуюся грозу.
В начале ноября 1569 года в Новгород прибыл посланец царя - опричник, имя которого уже было заклеймено в России презрением и ужасом, Григорий Лукьянович Малюта-Скуратов.
Именем царским новгородский воевода был потребован ко владыке, где уже сидел Малюта со своими приближенными опричниками.
Воевода явился вместе с представителями города.
Вслед за ним собрались конецкие старосты и бояре владычные.
Григорий Лукьянович встал и сказал:
– Господа власти, идемте к святой Софии. Там я доложу волю государя нашего, великого князя Ивана Васильевича.
Слова эти всех озадачили. Что бы это значило? Какие новости в храме святой Софии поведает грозный посланец царский.
– Глянько-те, идем мы, а за нами кибитка едет с опричными людьми и со стрельцами, - говорили друг другу новгородцы, идя в собор.
Перекрестившись, вступили все они в святое место. У многих сильно почему-то забилось сердце. Не даром молвит пословица: "ретивое-вещун".
– Все ли здесь?
– зычным голосом окликнул Малюта, когда толпа сановников остановилась под куполом храма.
– Все!
– Андрей и Семен, делайте свое дело!
– крикнул Григорий Лукьянович, и двое стрельцов, выступив вперед, пошли на солею перед царскими вратами.
Один из стрельцов влез по приставленной к иконостасу лесенке и стал отдергивать гвоздики у ризы на иконе Богоматери.
Во храме все стихло, затаило дыхание.
– Готово, государь Григорий Лукьянович! Повели взымать кому ни на есть!
– крикнул стрелец, отогнув край иконной визы и спустившись на земь.
– Господа власти и лучшие люди новгородские, - обратился Малюта к представителям города, - Государь и великий князь Иван Васильевич повелел избрать между вами мужа, кому вы доверяете, для одного дела... Назовите мне этого избранника вашего!..
Поднялся шепот и после непродолжительных пререканий выдвинули старосту Плотницкого конца, мужа именитого, пользовавшегося общим почетом в городе - купца Афанасия Афанасьевича Горбачева, по народному прозвищу Горбача, седого, благообразного старца.
– Изволь-ка ты, почтенный, влезть по лесенке к иконе Богородицы, к Знаменью, - обратился к выборному Малюта.
Тот повиновался.
Остановясь наравне с иконою, он вопросительно посмотрел на Малюту.
– Заложи руку под ризу, где отогнуто, и поищи: нет ли между иконой и ризой чего ни на есть, а буде ущупаешь, вынь и давай сюда.
Слова эти прозвучали в никем не нарушаемой тишине. Казалось, никто не смел дохнуть в напряженном ожидании. Взоры всех были устремлены на икону и на выборного.
Последний запустил руку за ризу и вынул оттуда бумажный столбец! Это было дело одного мгновения.
Степенно, со столбцом в руке, сошел он с лесенки и, подошедши к Малюте, подал ему.
Григорий Лукьянович развернул свиток и, возвратив доставшему, велел читать громко вслух.
Удивление слушателей росло с каждым новым словом никому неведомых условий, заключенных будто бы с королем польским Жигмонтом о предании ему Великого Новгорода и о призвании на княжество под его королевской рукой князя Владимира Андреевича.
– Совсем это неподобное дело...
– прошептал про себя Афанасий Афанасьевич и бросил свиток.
– Читай!
– крикнул с яростью в голосе Малюта.
– Не кончил еще... не все...
Горбачев стал читать снова. Начался длинный перечень подписавших. При произнесении своего имени каждый из присутствовавших невольно вздрагивал.
– Слышите?.. Что скажите?
– зарычал Малюта, когда чтец кончил.
В церкви все безмолвствовало.
– Посмотрите поближе подписи, похожи ли на ваши?
– спросил Григорий Лукьянович.
– Я не писал, а подпись свою по сходству отрицать не могу и не смею...
– отозвался первый Горбачев.
То же сказали и остальные.
– Воровски это сделано, милостивец, воровски!..
– объяснили все хором.
– Воровски?..
– повторил Малюта.
– Стало быть, подлог подозреваете?.. Изрядно... Представим государю, что здесь было... и воровство укажем... несомненное, да получим приказ, что дальше делать. Перед вами все было, мы тут не причем...
Малюта направился вон из собора, унося с собой найденный столбец.
Вечером в этот же день он увез с собою связанного софийского ключаря, ничего не сумевшего ответить на вопрос, как очутился за иконой столбец.
Наступила для новгородцев пора томительного ожидания, чем разрешится вопрос о найденном и какими-то неисповедимыми судьбами попавшем за соборную икону приговоре, доказательстве огульной измены целого города.
Никому и не приходило в голову, что это дело рук любимца царя, Малюты Скуратова, и его клеврета, бродяги Петра Волынца.
Со дня на день паника ожидания возрастала. Из Александровской слободы стали, между тем, доходить далеко не утешительные вести. Пришло известие о смерти князя Владимира Андреевича и его супруги, княгини Евдокии, родом княжны Одоевской.
Готовящаяся гроза стала несомненна.
Наконец 2 января передовая многочисленная дружина государева вошла в Новгород, окружив его со всех сторон крепкими заставами, дабы ни один человек не мог спастись бегством. Опечатали церкви, монастыри в городе и окрестностях, связали иноков и священников, взыскивали с каждого из них по двадцати рублей, а кто не мог заплатить сей цены, того ставили на правеж: всенародно били, секли с утра до вечера. Опечатали и дворы всех граждан богатых; купцов, приказных людей оковали цепями, жен и детей стерегли в домах.