Госпожа Сумасбродка
Шрифт:
– Давай с меня, – вздохнул Гордеев. – Значит, что имею… А имею я на сегодняшний день следующее: соглашение с клиенткой на ведение защиты, довольно скромный аванс и весьма нечеткую картину происшествия. То есть предельно четкой она представляется только официальным лицам – в первую очередь ведомству, в котором трудился покойный. Кроме того, я имею явную заинтересованность службы безопасности господина Аронова в том, чтобы частное расследование указало на возможных убийц. Зачем это нужно – вопрос тонкий и пока окончательно для меня неясный. Далее, имеется неофициальное предупреждение мне не отвлекаться на посторонние дела, к примеру, на того же Мамедова, дополненное попыткой мордобоя. Что еще? Ах, ну да, чуть не забыл о самом главном: имеется горячая заинтересованность некоего круга лиц. Называю их: Осетров, ФСБ, Воеводина, где служит – пока вопрос, Зайцева – то же самое. И наконец, незаинтересованные лица. К
– Интересное дело! – заметил Турецкий.
– Погоди, Александр Борисович, еще не все! – усмехнулся Гордеев. – Дальше – интереснее. Прямо оттуда мы махнули вот вместе с Володей, – он кивнул на Демидыча, – в Лефортово. Вербицкий оказался на месте. Я, естественно, сослался на Осетрова, который сообщил мне некоторые факты относительно наркоты там и прочего. Мы прошли в его закуток, он торжественно открыл свой сейф и сделал тоже очень большие глаза. На этот раз искренне! Тетради его в сейфе не оказалось. Нету! И изъята она была не сегодня, а раньше. Из чего я могу сделать вывод, что Осетров, беседуя с Машковым либо с кем-то из его отдела, тем же Караваевым, проговорился о тетради Вербицкого. А те уже поторопились избавиться от ненужной информации. Женя, кстати, говорил мне, что упоминал о тетради. Вербицкий был очень растерян и расстроен. Но факт остается фактом. Старик, естественно, испугался и заявил в свою очередь, что без этой тетради никаких выводов, противоречащих или дополняющих официально подписанный им акт судмедэкспертизы, делать не может да и не будет. Вот такие пирожки, братцы.
– Лихо! – снова отреагировал Турецкий. – А дело Рогожина действительно передано в ФСБ, мы только что проверяли, Денис – свидетель, все именно так. Но вот со следователем – это чрезвычайно интересно. Извините, ребята, а что это за «восьмерка», если не секрет?
– Это уже моя епархия, – хмыкнул Филя Агеев. – Если вы в курсе вчерашних событий в Филях…
– В курсе, – кивнул Турецкий.
– Ну вот, а сегодня Демидыч обратил внимание на эту машину, говорит, она накануне за ним бегала. Ну я вышел, глянул, а там вчерашние мужики – «шкафы», которые приезжали за теми двумя, которых Самоха уделал. Ну мы побазлали маленько, и я оторвался от них. Вот и все.
– Филипп дал мне номер машины, – сказал бородатый Макс, – ну я и залез в файлы ГИБДД. Есть такая машинка, принадлежит частному охранному предприятию «Астор». Так что предположения подтвердились.
– А теперь смотрите! – снова возник Филя. – Этот ароновский «Астор», которым, вероятно, в числе других охранных служб командует наш бывший генерал Попков, ведет наблюдение за нами и как-то там еще страхует Елену Воеводину. Отсюда и все наши стычки. Но пока качественный перевес на нашей стороне.
– В принципе ничего хорошего в этом, конечно, нет, – сказал Денис. – Если по большому счету. И выручит нас в данном случае либо еще большая активность, либо, наоборот, крайняя осторожность. Позже объясню свою мысль. Давай ты, Сева. Что в Измайлове?
Бывший майор спецназа ГРУ Министерства обороны Всеволод Михайлович Голованов обладал умом аналитическим, человеком был неторопливым, во всяком случае, внешне, основательным и последовательным в своих действиях. То есть владел всеми приемами и имел данные настоящего сыщика. Ему чаще всего и поручал Денис Андреевич задания, когда надо было из ничего вычислить нечто.
– Кое-что обнаружить удалось, – сказал он. – Правда, два дня почти впустую ушли.
– Ты давай результат, а не условия задачи, – засмеялся Филя.
– А результат таков, – не обращая внимания на подковырку, продолжил Голованов. – Одного свидетеля удалось найти. Я, вообще-то, поначалу так и подумал: надо смотреть среди собачников либо тех, кто бегать любит. Ради жизни. – Сева улыбнулся и пояснил: – Так говорили, когда мы были молодыми… Ну я поглядел: место там людное. Днем мимо внимания бабок мышь не пробежит. Значит, если этого Рогожина могли доставить домой, то сделали бы такой шаг или совсем рано утром, или поздно вечером, даже ночью. А в такое время, известно, нормальные люди спят.
– А если его вообще не вывозили из квартиры и все проделали прямо там, а потом ушли, оставив перед ломкой? – предложил Демидов. – Ты это исключаешь?
– Понимаешь, Демидыч, – Голованов смешно, почти по-детски, почесал свой вихор на макушке, – если бы было так, как ты говоришь, криминалист нашел бы массу посторонних следов. А он, судя по всему, ничего не нашел, после чего там и произвели шмон. Ну а после этого какие следы! Давай логично думать. Они ведь, когда примчались, я имею в виду оперативно-следственную группу и фээсбэшников, еще не знали о самоубийстве, и версий им, вероятно, хватало. Поэтому и искали тщательно. Но поскольку в конце концов остановились именно на самоубийстве, значит, в руках ничего не было. И смысла что-то скрывать поначалу – тоже никакого. Я полагаю, что такие решения на самом верху у них принимаются.
– Мы согласны, не отвлекайся, Сева, – вмешался Денис.
– Хорошо. Короче говоря, опросил я всех бегунов и собачников в доме. Их оказалось немало. И один дед видел… Вот его фамилия и то, что он мне наговорил. Я записал, а он расписался, что все так. Допрос-то неофициальный. Нате, почерк мой знаете, можете вслух читать.
Голованов протянул тетрадный листок в клеточку, взятый наверняка у свидетеля. И почерк у Севы был нормальный, без фокусов.
Денис стал читать:
– «Я, Истрин Илья Варфоломеевич, проживающий по адресу…» – Так, ну это все понятно… Вот. «Выгуливал Найду… Было час двадцать ночи. Время запомнил потому, что Найда заскулила, а обычно в этот час не просится. Пришлось выйти. Мы делали свои дела в кустах напротив подъезда номер два, поскольку Найда не утерпела. А тут и подъехал он, этот здоровенный автомобиль марки джип. У него на крыше была мигалка, но выключенная. Я подумал, что милиция и будут ругать, что мы под окнами. И сказал Найде „молчать“ и „фу“. Она собака умная, сразу поняла. А из машины вышли двое и стали курить и оглядываться. Потом они из задней дверцы вывели третьего, которого я признал. Это был Вадька Рогожин, Нинкин мужик, который в органах служит. Они, эти двое, взяли его под белы ручки и повели, потащили в подъезд. А он шел, как пьяный. Я подумал, что дружки-приятеля вместе поддавали, а теперь его домой доставили. Мы с Найдой перешли в скверик наш дворовый, где тоже растут кусты, и там еще продолжали выгуливаться. А эти двое скоро вышли, быстро сели в машину и задом, не включая фар, выехали из двора. Записанное с моих слов я подтверждаю. Все верно. Ил. Истрин, пенсионер».
– Там и на другой стороне еще несколько фраз, – сказал Сева, увидев, что Денис положил лист на стол. – Очень важное. Вот. – Он сам прочитал: – «О смерти Вадима я узнал от супруги Настасьи Ивановны. Это было во вторник вечером, когда я вышел с Найдой, а супруга моя сидела на лавочке у подъезда с Марьей Сергеевной, с пятого этажа, и сказала, что сейчас милиция наехала, у Рогожиных беда. Я ходить туда и спрашивать не стал, а после Настасья Ивановна сказала, что он сам застрелился, – это сказал участковый, который всех во дворе опрашивал, не видел ли кто чего. Но я с ним не разговаривал и про то, что Вадима пьяного привезли в воскресенье ночью, не говорил. Ил. Истрин, пенсионер».
– Значит, – сказал Гордеев, – старик Вербицкий стопроцентно прав. У него и тетрадку, вижу теперь, поэтому изъяли. А кто? Тут два варианта: либо свои же, чтоб не раздувать кадило, либо те, кому невыгодно, чтоб о них знали. Те, из джипа с мигалкой. Фамилию свидетеля придется пока убрать и ни в коем случае не светить, потому что иначе дед наверняка попадет под машину. Или упадет с балкона. Эти штучки мы знаем… Вот смотрите, что получается. В пятницу вечером Осетров выпил по рюмочке с Рогожиным, после чего они расстались. Рогожин был без машины, значит, взять его можно где угодно, в любом темном проулке. Его связали – остались следы на руках. Затем вкатили шесть уколов – это продолжалось в течение двух суток, с пятницы по воскресенье, – а затем ночью – пьяного! – привезли домой. А дальше жуткая ломка, страх и так далее. Короче, все именно так, как описал Вербицкий. Это его собственные выводы. В акте же лишь констатация фактов обнаружения следов, никакая экспертиза уже не смогла бы показать наличие в организме покойного наркотических средств. Много времени прошло, их следы так долго не держатся. Это всем известно.