Гость

В Москве прошел экономический форум, с лоском, величаво, с выступлениями, в которых стильно и изысканно сочетались легкая небрежность и тяжеловесная убедительность, утверждавшая господствующий экономический курс, суливший, пускай и не сиюминутное, но неизбежное процветание.

На форум съехались директора крупнейших банков, главы корпораций, владельцы металлургических заводов и нефтехимических концернов. Здесь были виднейшие экономисты, авторы финансовых теорий и промышленных доктрин.

Члены кабинета обнародовали долгосрочные

Было много кулуарных встреч, доверительных бесед, в которых сглаживались противоречия, глушились конфликты, достигались негласные договоренности.

Форум проходил в комплексе «Москва-Сити» среди сплетения стальных и стеклянных стеблей, устремленных в синеву. С верхних этажей грандиозной башни «Федерация» открывался вид на бескрайнюю белоснежную столицу, неоглядные русские дали в сверкании рек и озер, туманных лесов. И казалось, космический город парил над землей, и те, кто взирал на крохотный Кремль с рубиновыми каплями звезд, на туманные русские дали, чувствовали свою причастность к небожителям, от воли которых зависели ход земной жизни и судьбы земных обитателей.

После закрытия форума состоялся банкет. В великолепном ресторанном зале были расставлены столы. К участникам форума присоединились их жены, подруги, приближенные секретарши и прелестные молодые помощницы. Многие были в вечерних туалетах, с обнаженными шеями и голыми спинами. На многих были драгоценности. Сверкали бриллианты. Официанты, похожие на гусаров, в малиновых куртках с серебряными шнурами, в белых перчатках, раскладывали по тарелкам яства, наливали в бокалы вино, в рюмки – коньяк и водку.

Летний московский день погас. Москва струилась огнями, переливалась вспышками света, разлеталась вдаль своим золотом и жемчугами по необъятным пространствам. Казалось, что чей-то волшебный лик вышит на драгоценной плащанице. Гости за столами, чокаясь бокалами, парили над городом, над его золотым шитьем и бриллиантовыми россыпями. Иные бриллианты прилетели сюда, на вершину башни, и легли ожерельями на грудь красавиц, браслетами на их тонкие запястья, кулонами на их матовые полуоткрытые груди.

Разговоры за столами становились все веселее и оживленнее. Посмеивались над Премьером, который владел искусством говорить красочно и объемно, оставляя после своих речений ощущение удивительной пустоты. «Вакуум мысли», – сострил один из банкиров.

Отмечали прекрасную форму, которую продемонстрировал Президент, что отметало всякие сомнения в том, что он снова будет баллотироваться на высокий пост. «Власть – не часы, которые нужно менять» – тонко пошутил финансист, намекая на новые дорогие часы, замеченные на руке Президента.

Сплетничали о магнате, который развелся в очередной раз, оставив жене половину своего состояния. «Я знаю, где водятся женщины, которые выглядят гораздо красивее, а стоят гораздо дешевле», – съязвил глава авиастроительной корпорации. Сговаривались о путешествии на яхте, которая ждет их всех в Неаполе, и к ним обещает присоединиться знаменитый Тарантино. «Не путать с капучино, дорогой. А то попросишь принести два Тарантино с пенкой», – засмеялась одна из дам.

Иногда разговор заходил о слиянии корпораций, о процентной ставке, о предстоящем назначении на пост министра финансов. Но женщины сразу же прерывали подобные разговоры. Начинали говорить о картине Моне, которую приобрел за несколько миллионов долларов «алюминиевый король». О высокой церковной награде, которую вручил Патриарх многодетной жене нефтяного олигарха. О средневековом замке в долине Луары, в котором, когда его купил криминальный авторитет из Петербурга, ему стал являться дух французского короля.

Банкетный зал звенел стеклом, оглашался смехом. В стеклянных стенах переливалась Москва, которая, казалось, была сотворена для услаждения именитых гостей.

Когда стало совсем шумно и гости переходили от стола к столу, поднимали бокалы, целовали руки дамам, на подиум вышел один из устроителей форума, президент известной пиар-компании, с седовласой красивой головой, благородной осанкой, в которой чувствовалась непринужденность и свобода человека, привыкшего к открытому общению. Он постучал пальцем по микрофону, привлекая к себе внимание, и произнес:

– Господа, наш форум удался. Помимо серьезных аналитических выступлений, помимо оригинальных идей, наш форум продемонстрировал силу и цветение молодого российского капитализма. Навсегда миновали тревожные времена, когда из каменной толщи советского уклада пробивались робкие ростки капитализма, а на них с ревом, как стадо вепрей, неслись оголтелые красные орды, желая их затоптать, осуществить реванш плановой экономики. Все это позади, и вчерашние красные монстры превратились в жалкие мхи и лишайники, оттесненные на периферию российской жизни. Поздравляю, друзья!

Он поклонился, и зал откликнулся аплодисментами, звоном бокалов и несколькими экзальтированными возгласами «ура».

– Теперь же, чтобы разнообразить наше корпоративное общение, хочу представить вам художника, блистательного фантазера и мага, который своими выдумками, экстравагантными поступками рождает у зрителей переживания, разрушающие обыденные представления, вызывающие изумления, а порой и шок. Этот вид искусства называется перфоманс. Аркадий Веронов любезно принял наше приглашение и готов совершить свое действо, как всегда, оригинальное, и, быть может, шокирующее. Он скажет несколько слов в адрес лидеров российской экономики, вокруг которых собираются лучшие умы, лучшие художники и писатели, самые успешные и блистательные представители нашего общества. Итак, Аркадий Веронов, прошу!

Он сделал шаг в сторону, уступая место, и на это свободное место в круг света вышел мэтр Аркадий Веронов.

Он был высок и статен, в темном, застегнутом на все пуговице сюртуке, напоминающем френч. Солидности добавляла толстая серебряная цепь, как позумент висящая на груди. Он был моложав, лет пятидесяти. Имел продолговатое матово-смуглое лицо с высоким лбом, пушистыми, вразлет, бровями. Его нос украшала небольшая династическая горбинка. Волосы темно-русые, с легкой сединой у висков. Твердый подбородок и свежий малиновый рот, который слегка усмехался. Эта усмешка относилась к шумному многолюдью зала, мужским бокалам и женским бриллиантам, а так же к себе самому, к своему полувоенному френчу, серебряной цепи, кругу света, в который он встал, как цирковой артист.