Гости незваные
Шрифт:
И вот лаборатория опечатана, за учеными прилетело две «Пчелки», и на «Заре» остался только взвод охраны. Лаборант, как начальник, покидал объект последним, на своем личном «Тузике».
В Гатчине Александра снова ждала пустая и чуть запылившаяся за время отсутствия хозяина квартира — обзаводиться приходящей прислугой лаборант не хотел. Во-первых, можно не сомневаться, в какой конторе эта самая прислуга будет получать свое настоящее жалованье, а не копейки от Саши. А во-вторых, он считал, что всякая вещь, пусть это даже будет грязный носок, в порядочном доме должна лежать там, где ее положил хозяин. Иначе все равно получится бардак, в котором регулярно станет пропадать что-то важное. Потом, правда, находиться — когда оно станет уже и на фиг не нужно. То, что внешне эта ситуация покажется идеальным порядком, на самом деле сделает ее даже хуже.
Впереди было два выходных,
Александр достал из почтового ящика скопившуюся там за время отсутствия стопку газет. Так, старые можно отложить, все равно самое важное уже было по радио. Так, а это сегодняшняя? Очень интересно, чего это там вдруг пишут про Путиловский завод? А, так это в контексте его прежнего фактического владельца, но все равно интересно. Тут и выступление Георгия Андреевича есть? Вообще-то его лучше слушать вживую или в хорошей записи, как, например, Райкина, но ладно, и газетная публикация сойдет.
Почти всю вторую страницу «Ведомостей» занимало описание скандала с новым процессом Путилова. Причем сам факт, что приговор был заранее написан в императорском комиссариате, не вызвал у авторов материала никакого особого удивления, и они явно предполагали, что читатель будет с ними солидарен. Ну в самом деле, это же не карманная кража, ограбление инкассаторов или недотягивающее до государственного уровня мошенничество, чтобы вовсю демонстрировать независимость российских судов! А подрыв обороноспособности империи — при соучастии Путилова на вооружение чуть не была принята целая серия непригодных пушек. Так что в материале присутствовало даже некоторое недоумение: мол, а чего это ему тогда так мало дали? Были и гипотезы о причинах такой непонятной мягкости. Первая заключалась в предположении, что на следствии было продемонстрировано доселе невиданное и неслыханное раскаяние, от глубины которого расчувствовался даже ко всему привыкший Найденов. Вторая напоминала: суд состоялся сразу после победного окончания мировой войны, а значит, вполне могла иметь место определенная эйфория. Наконец третья гипотеза заключалась в том, будто бы в этот день канцлер встал не с той ноги.
Далее приводилась речь Найденова на пресс-конференции, состоявшейся вчера утром. Мельком глянув на общий вид материала, лаборант увидел несколько пометок «смех в зале». Он уже знал, что такое в описании выступлений канцлера появляется только тогда, когда этот самый смех фиксируется именно тем микрофоном, в который говорит оратор. То есть к описываемому процессу больше подходит слово «ржание».
Ну-ка, заинтересовался лаборант, чем это там Георгий Андреевич веселит народ? Ага, он отвечает репортеру «Труда»:
— Говорите, давление на суд? А вы можете одним словом охарактеризовать произошедшее?
— Могу — это недопустимо!
— Хоть слов получилось и два, я полностью к ним присоединяюсь. Готов подписаться под каждой буквой! И кто тут на кого давил: вы на меня или я на вас? Так и с судьей. Никто на него не давил — просто его мнение совпало с имеющимся у императорского комиссариата. Кстати, в отличие от нас с вами, не дословно, ибо судья зачитал текст с ошибками. Но вот то, что комиссариат выразил свое мнение столь коряво, не есть хорошо и будет сопровождено оргвыводами.
А ближе к концу канцлер кратко подытожил и заданные ему вопросы, и свои ответы на них.
— Господа, — сказал он, — суть всех сегодняшних и многих других взаимных недопониманий в том, что все знают слова «правительство», «государство» и «монархия». Однако четкого и принятого всеми определения этих понятий нет, а едва ли не у каждого есть свое мнение, что это такое и как оно должно работать. Так вот, позвольте познакомить вас с точкой зрения его императорского величества и канцлера. Ее относительная ценность не в том, что она более правильная, а в том, что планомерно воплощается в жизнь. Итак, правительство — это всего лишь наемный управляющий при народе. Его задача — организовать жизнь по правилам, способствующим наилучшей жизни этого самого народа. Однако в истории не было ни одного случая, когда это удавалось сделать без государства, которое мы определим как аппарат принуждения, необходимый правительству для выполнения его функций. Так вот, всегда и во всем мире, включая и самые что ни на есть оголтелые демократии, правительство срастается с государством, образуя касту. Ее еще иногда называют правящей элитой. И тот, кто по идее должен быть наемным управляющим,
— Не берусь судить, что хуже, — продолжил канцлер после недолгой паузы. — Но наша с его величеством работа заключается в попытке улучшить ситуацию с помощью третьей силы, то есть монархии. Это еще одна каста, но совсем маленькая и стоящая над первой, то есть правительством-государством.
А ведь действительно, подумал лаборант, почему мне неприятно наличие прислуги в моем доме? Да потому что она, образно говоря, должна вести себя как правительство, то есть спросить у меня, как я себе представляю порядок и сколько буду за это платить, а потом поддерживать именно его. Но я боюсь, что прислуга поведет себя как государство, причем демократическое — то есть тихой сапой сделает все как ей удобнее, а денег выжмет столько, сколько посчитает нужным. Исходя из этого прислуга от дяди Жоры куда предпочтительней. Если он прикажет ей не борзеть, а ведь так обязательно и будет, то она и поведет себя соответствующе. Или окажется мгновенно замененной. Ага, дальше Найденов говорит как раз про это — необходимо обеспечить относительную открытость управляющей элиты. Ибо сама она стремится к состоянию абсолютно замкнутой касты, и только стоящая над ней монархия способна поддерживать как приток свежих людей, так и вылет несвежих, то есть ротация происходит в обе стороны. И данный процесс является одним из примеров того, каким способом человек может покинуть элиту. Да, но ведь и без него ясно, что особым разнообразием эти способы не отличаются. Хотя нет, все тот же неугомонный репортер «Труда» задает канцлеру именно этот вопрос.
— Вот к чему приводит отсутствие в вашей газете раздела светской хроники, — усмехнулся канцлер. — Может быть, кто-нибудь из представителей изданий, где она есть, расширит кругозор коллеги и расскажет, какое событие произошло четыре месяца назад?
На просьбу Найденова откликнулся представитель «Ведомостей» и на память зачитал заметку о том, что великий князь Андрей Владимирович подал заявление о выходе из великих князей. Оно удовлетворено, князю Андрею Романову установлен пенсион три тысячи рублей в год, вместо двухсот тысяч, которые он получал за приставку «великий» перед своим титулом. В настоящий момент он со своей женой Матильдой, урожденной Кшесинской, проживает в Южной Франции.
— Вот видите, — подытожил канцлер, — ряды элиты можно покинуть и так. Однако инцидент с Путиловым продемонстрировал, что не все понимают: данный путь годится для всех. Чиновник от четвертого класса и выше возвращается под сень конституции, уйдя в отставку и подписав обязательство не принимать более никакого участия в политической жизни страны в течение пяти или десяти лет, в зависимости от ранга. Предприниматель — отдав то, что было нажито при помощи политики, и, естественно, подписав аналогичное обязательство. Первый пункт Путиловым уже выполнен. Правда, не так чтобы совсем уж добровольно, но в соответствующих инстанциях было принято решение его зачесть. Алексею Ивановичу предложили подписать соответствующее заявление, но он впал в раздумья. И императорский комиссариат на них прореагировал, но, как многие уже заметили, несколько неуклюже. Однако теперь этим делом занимается государственный, и я надеюсь, что у него выйдет лучше. Впрочем, подписать обязательство еще не поздно, и тогда фигурант выйдет на свободу через полтора года. Или даже раньше, если подаст императору просьбу о помиловании.
Тут канцлер отпил воды из стакана и продолжил:
— Господа, позвольте под занавес нашей сегодняшней встречи обратиться к вам с просьбой, тем более что в моем затруднении в какой-то мере виноваты вы, то есть пресса. Суть в том, что месяц назад какой-то купец из Мариуполя подал на меня в суд. Я, честно говоря, пока еще не поинтересовался, чем именно нанес ему ущерб, который он оценил в триста тысяч, но это знают в моем юридическом отделе, который и предоставит адвокатов на процесс. Так вот, прочитав ваши материалы, обиженный вдруг почему-то решил отозвать свой иск. Это зря, ведь сам он к правящей элите не относится, а дело вовсе не является государственным. Я уже собрался было отправить к нему человека, чтобы тот разъяснил положение дел, но сейчас подумал, что подобное может быть неправильно понято. Не взять ли вам на себя эту миссию? Опубликовав и прокомментировав то, что я вам сейчас сказал.