Государи и кочевники
Шрифт:
Санька, взойдя по лестнице на высокий айван, увидел накрытый стол, за которым, судя по всему, уже достаточно попировали. Сам шемахинский купец стоял в сторонке и, тяжело пыхтя, надевал крючконосые лакированные туфли.
— Побыстрей, побыстрей, Риза-хан, — нетерпеливо поторапливала его Габи. — Ты же видишь: родственничек ко мне…
Разогнувшись, Риза-хан поклонился Саньке, схватил с вешалки сердари и заспешил вниз, во двор.
— Зайдёте как-нибудь, — бросила ему Габи. — А о ваших шелках и шалях я
— Н-да, именно так, — буркнул он.
— Александр Тимофеевич, — обрадованно заговорила Габи. — Право, не знаю, что мне и делать с михайлиными компаньонами… Умер-то он так неожиданно, так внезапно… — Габи вынула из лифа платочек и промокнула поочерёдно оба глаза. — Не обращайте внимания на мои слёзы. Я до сих пор не могу забыть горя. Садитесь, дорогой Александр Тимофеевич, угощайтесь чем бог послал. Может быть, вы закупите у Риза-хана партию шемахинских шалей? Чудесные шали. И шелка наичудеснейшие!
— Фрейлейн, — не притрагиваясь к еде, сказал Санька, — вы, как говорится, сразу взяли меня на абордаж. Так что не судите и меня, ежели я не стану выкаблучиваться.
— О боже, Александр! — удивлённо воскликнула Габи, — Какой у вас чёрствый язык!
— Какой уж есть, фрейлейн, — согласился Санька, положив нога на ногу. — Дело в том, дорогая хозяюшка, что я пожаловал к вам с претензиями. Как вам известно, я, Михайла и другой наш брат, Никита, — дети одного отца, и все мы вместе состоим при общем капитале. Когда отправляли Мишку сюда, то деньги он взял из общей нашей казны. И товары закупал на общие наши гроши, и когда венчался — платил из них же. Так что, дорогая хозяюшка, не обессудь, но все доходы, полученные Мишкой от торговли, будем делить на всех.
— Александр Тимофеевич, — испугалась Габи, — о чём вы говорите? О каких таких доходах!
— Да тут у тебя, в амбарах, как я прикинул, на мильён всякого добра, да векселей, небось, уйма! Так что, госпожа Габи, давай не будем хитрить да изворачиваться.
— Боже, Александр Тимофеевич, вы же родные братья с Михаэлем! — взмолилась Габи. — Давайте же с вами — по-родственному… Душенька, сядьте ко мне поближе…
— Это ещё зачем? — не понял Санька.
— Кролик вы мой, крольчонок ненаглядненький… — Габи потянулась к нему, и он, вскочив со стула и пятясь, заговорил не слишком уверенно:
— Нет, нет, ни за что… Сгинь, наваждение… Сатана в юбке…
— В платье, а не в юбке, — захохотала Габи. — Да не бойся, не съем: вот глупенький-то!
— Да изыди ты к лешему… Прочь, говорю!.. Санька замахал руками и пустился вниз по лестнице, придерживаясь рукой за перила.
— Бабуля! — крикнула Габи. — Бабуля, скажи казаку, чтобы не выпускал купца! «Вот ещё мужичишка-то, — подумала она огорчённо. — В нём Михайлиного и крошечки нет. Чего доброго, побежит в торговую палату, тяжбу заведёт!»
Казак-часовой преградил купцу дорогу, оттолкнул от ворот. Санька пригрозил служивому, но тот и ухом не повёл.
— Назад, ваше степенство. Наше дело исполнять приказание. На то и поставлены сюда…
— Каналья! Ведьма! — погрозил кулаком Санька. — Я это бандитское гнездо разворошу, я так не оставлю!
Санька кричал, всё больше и больше распаляясь, а Габи и бабка хохотали над ним и обзывали «красной девицей», «кралей» и «кастратом». Наконец, насмеявшись, Габи попросила:
— Ну, полно вам, Александр Тимофеич, обижаться. Поднимитесь сюда. Сейчас полковник Бахметьев, мой советник, пожалует, он разберётся во всём.
— Полковников уже завела! — не сдавался Санька. — Не успела мужа похоронить, а уже с полковником!
— И генералы все мои будут. И никаких денег ни шиша ты от меня не получишь, карлик несчастный!
Санька присел на лавку у караульной будки и просидел молча часа два не меньше, пока не появился комендант Бахметьев.
Он влетел во двор так стремительно, словно здесь произошла резня и пострадавшие нуждались в его помощи.
— Кто такой будешь? — спросил строго, увидев привставшего со скамьи Саньку.
— Кем был, тем и буду, — огрызнулся Герасимов. — А вы каким краем касаетесь поместья моего усопшего брата?
— А-а, — догадался Бахметьев. — Ну, коли так, то конечно… — И он стал подниматься по лестнице на айван, увлекая за собой Саньку. — Братца вашего я хорошо знал. Широкой души человек. Жаль, расправились с ним туземцы…
Габи встретила коменданта очаровательной улыбкой. Сняла с него треуголку и плащ, повесила на вешалку. И купца окончательно успокоила:
— Душенька, дайте-ка ваш картуз… Да и кафтан снимите, всё-таки в порядочном обществе находитесь.
Санька покосился на неё, но выполнил всё, что она потребовала. И когда Габи принялась рассказывать коменданту, с какими претензиями заявился купец, Санька не стал вступать в спор и перебивать её, а только бурчал себе под нос:
— Ну, ну… Давай, давай… Поглядим, кто прав, кто виноват…
Бахметьев сидел в кресле. Слушал хозяйку без особого внимания: то закуривал трубку, то вдруг заговорил о табаках и отметил, что хотя турки и враги России, но табак у них наижеланнейший.
— Значит, Александр Тимофеич, всем своим купеческим кланом решили бедную вдовушку пощипать? — спросил он и хохотнул, захлёбываясь дымом.
— Да уж, как говорится: один за всех, все за одного, — дерзко отозвался Герасимов. — Казна-то у нас — общая!
— Ну, коли так, то и за поступки Михайлы вы должны все вместе отвечать, — сказал полковник. — Вам известно, как он капиталы нажил?