Говорящий холст
Шрифт:
– Как так?
– удивился Хренов.
– Вот чудак! Все ему разжевать надобно! В генерал-лейгенанты разжалуют. Понял?
Хренов улыбнулся:
– Вы же говорили в подполковники.
– Ишь чего захотел! Сразу до деда добраться! Так ведь не бывает генерал-подполковников. Только генерал-полковники!
– Мне и лейтенанта хватит, лишь бы огонь остановить, - отшучивался Хренов
– И ведь без единой пилы, - восхищался профессор.
– И топоры не стучали! И трелевочных тракторов не было! Чисто сработано! Только
– Вы же говорили, не выйдет никогда.
– Так то ж не я - Чехов! "Письмо к ученому coседу". Зло написано. Тебе бы так сонеты писать. Про тех же "жрецов науки"!
– Я постараюсь.
– Да уж постарался, вижу. Ты скажи мне, Вася, сколько тебе минут на операцию понадобилось.
– По расчету, Иван Степанович, двадцать две. На деле - двадцать пять. Все-таки три минуты опоздания есть.
– Вот видишь!
– назидательно произнес профессор.
– А лесорубам с бензопилами, с тракторами и прочей техникой - по плану двадцать два дня. А на деле - весь летний сезон. Вот так.
Перебрасываясь словами, профессор и генерал перебрались через ближний завал и вышли на Новую Просеку.
На противоположном завале собрались десантники вокруг Спартака и Остапа.
– В любом деле изюминка - перекур. Может, изменишь себе, закуришь?
– В лесу? Ты что? Очумел?
– с деланным ужасом, смеясь глазами, воскликнул Спартак.
– Еще пожару наделаешь. Да и спичек нету.
– Ладно. Я подожду, - покорно согласился Остап.
– Вот подойдет пожар к просеке, я у него огонь и займу прикурить. Сатана огневой, поди, сговорчивей тебя будет!
Дружный хохот покрыл его озорные слова. А Спартак достал газовую зажигалку и дал другу прикурить:
– Я ж говорю, спичек нет. А вон и генерал наш с гостем места на трибуне занимают.
– Места хватит. Да и смотреть - загляденье! Клёво!
– отозвался Остап, показывая рукой на рваные черные траншеи и обугленные пеньки, тянущиеся редкой щетиной до завалов, где из-за переплетенных веток, припорошенных черной землей, стволов почти и не видно было.
– И гарью как следует пахнет. А начала все нет!
И вот... началось.
Десантники по всей длине Новой Просеки, генерал с профессором как завороженные смотрели на появившихся на грани леса оленей. Пятнистые, они сливались с таежной зеленью, не решаясь перебраться через древесные завалы. Чуяли близость людей. Но огонь сзади подпирал.
Разом, как по чьей-то команде, на просеку высыпало множество рыжих белок. Быстрыми огоньками переметнули они через траншеи, взлетели на завал, на котором сидели десантники, и исчезли в плотной зелени.
Но одна из белок отстала, ковыляя и таща обессиленный хвост, оставляя за собой на черной земле длинную бороздку.
– Подраненная, -
– Так я сейчас! Помогу ей, мигом!
– крикнул Остап и кинулся на просеку.
Рыжий комочек метнулся от него. Но Остап ловко упал, вытянул руки и умудрился схватить белку. Но тотчас вскочил, истошно крича. Подранок же мчался, забыв о собственной боли.
Но Остап не забыл. Вернулся, тряся окровавленной правой кистью:
– Укусила, безмозглая! Словно девка нецелованная!
Укус был серьезным, кровь текла ручьем. Появилась девушка-санинструктор. Сумка с красным крестом через плечо. Сделала пострадавшему перевязку по всем правилам полевой медицины и ни разу не улыбнулась Остапу, когда тот грозил всему нецелованному кусачему племени. Ребята подтрунивали над ним, а Спартак мрачно заметил:
– Подвел ты меня. Думал, операция без потерь прошла, а ты...
На просеку выскочили зайцы.
Раздалось улюлюканье и крики:
– А ну, заяц, погоди!
– Остап! Лови!
Зайцы опешили от криков, заметались, словно путали следы на черной вспаханной земле, потом помчались все разом, как спущенная со свор стая собак, и исчезли в завалах.
И только после этого на просеку выскочили олени. Рогатые самцы, а за ними ланки с оленятами. Они бесстрашно, казалось, бежали на десантников. На самом же деле, обезумев от страха и удушливой гари, наполнявшей воздух. Десантники посторонились, чтобы дать стаду пройти. Изящно взяв барьер из поваленных стволов, пятнистые животные слились с таежной зеленью. Немного в стороне через просеку ковылял миша в опаленной местами шубе.
– Михайло Потапыч! Милости просим!
– кричал Остап.
– Уймись ты, подранок, - цыкнул на него Спартак.
Но Остап заорал еще громче:
– Хлопцы, зырьте! Наш, в тельняшке!
– Тише ты, дурило! Спугнешь, не поймаешь!
– Иди бери голыми руками, как бельчонка, - слышалось с разных сторон.
– Его нельзя. Он в Красную книгу записан. Никак, уссурийский тигр, отозвался за Остапа Спартак.
Никто не испугался могучего зверя. Легко перескочил он через завал, вильнув полосатым хвостом, и вышел на просеку, осторожно, по-кошачьи грациозно ставя лапы на черную землю, словно боясь их запачкать. Величественно продефилировал он мимо десантников, совершенно игнорируя их присутствие.
– Ишь зазнался, полосатый! Тельняшка-то твоя как у зебры!
Тигр не понял, не оскорбился и не оглянулся.
– Сдается мне, что есть еще один зверь, записанный в Книгу, - заметил Спартак.
– В Красную?
– Нет, скорее в Черную. Только не знаю, где его найти, как следствию помочь.
– Сам найдется, - заверил Остап.
– Подсуетится, подсуетится, да к нам и выйдет о двух ногах, как миленький.
– Как бельчонок подраненный. Ты его и возьмешь здоровой рученькой, послышались голоса десантников.