Грабители
Шрифт:
Кворум, достаточный для заседания профсоюзного актива, был собран только на пятый день. Об этом, появившись в комнате Билла без стука, объявил Джулиан Эйр.
— Не хочу, чтобы вы посчитали меня динамщиком, мистер Харченко, поэтому сообщаю вам, что прибыл мастер подложных фактов — Джеймс Макагон, и теперь мы можем приступить к полноценному обсуждению вашей проблемы.
— Нашей общей проблемы, — поднимаясь с кровати, уточнил Билл. Этим он намекал на полученные Эйром пять тысяч кредитов на представительские расходы и причитающиеся еще пятьдесят
— Само собой разумеется, что сегодня мы займемся подготовкой, а уж завтра часиков… в двенадцать начнем собираться в холле.
— Конечно, мистер Эйр, я согласен, — ответил Билл и пошлепал в ванную комнату, чтобы привести себя в порядок.
— Ну и пузо! — обругал себя Харченко, глядя на отражение в большом зеркале.
Жена советовала ему пройти курс лечения в специализированной клинике, но Харченко отказывался. Во-первых, он боялся уколов, а во-вторых, к толстым людям конкуренты относились с пренебрежением и часто на этом попадались.
«Где моя Лиза? Как там она, и что поделывает наш карапуз Вилли?» — думал Билл, забираясь под теплые струи воды.
Он прибавил напор и стал наслаждаться горячим душем.
Вчера Харченко опять разговаривал с женой. И снова обещал, что скоро вернется, однако делать этого ему вовсе не хотелось. Отношения с Ханной все ближе подвигались к постели, и Билл с трепетом ожидал того момента, когда между ними не останется никаких препятствий.
А еще Харченко звонил своим заместителям. Всем троим. Дела в финансовой сфере имперского агентства продолжали бурно развиваться, и Биллу не хотелось оказаться за бортом последних событий. Это грозило ему потерей власти и должности.
— Убью мерзавцев, — произнес Харченко и, выключив воду, снял с вешалки полотенце.
С другой стороны, его союзником был полковник Барнаби. Несмотря на невысокий чин, он имел хорошие связи. Чего стоила только эта группа поддержки, что жила в лошадином фургоне. Харченко уже удалось их увидеть. И хотя он не был специалистом в конских развлечениях, вид широкоплечих парней со сломанными носами никак не ассоциировался со скачками. Жокеи должны быть легкими, как голуби, а эти шагающие агрегаты весят под сто килограммов. Интересно было бы увидеть лошадь, которая смогла бы донести до финиша такого наездника.
Завернувшись в полотенце, Харченко вернулся в комнату, куда в ту же секунду ворвался Барнаби. Разбежавшись, полковник оттолкнулся ногами от пола и, перевернувшись в воздухе, упал на спину, прямо на неубранную постель Харченко.
Билл встал как вкопанный, пораженный полетом Барнаби.
— Что случилось? — наконец спросил он, но полковник поначалу его даже не замечал. Он смотрел в потолок и что-то бормотал.
— Билл, вам нравится ваша работа? — спросил вдруг Барнаби, не отводя от потолка мечтательного взгляда.
— Моя работа? — Харченко пожал плечами и прошел к креслу. — Работа как работа. Хорошее место, жалованье по двенадцатому разряду. В общем, я не жалуюсь.
— Я не об этом, Билл.
— Барнаби резко поднялся и опустил ноги на пол. Харченко только сейчас обратил внимание, что его ранний гость одет в спортивные шорты и футболку. Такого полковник себе еще не позволял. Обычно он разговаривал и вел себя с достоинством высокопоставленного офицера имперских вооруженных сил.
— Я не об этом, — повторил он снова. — Приходила ли вам мысль, что вы живете не так, как могли бы?
— Ну, если допустить больший доход, то…
— Да нет же, Билл. Я говорю совсем о другом. Барнаби поднялся с кровати и, подойдя к балкону, добавил: — Вот я всю свою жизнь думал, что живу как положено. Учеба, женитьба, служба и продвижение на вышестоящие должности… А правильно ли я жил и не мот ли я стать, скажем, художником или даже писателем — ведь у меня хороший почерк. Так ли мы живем, Билл?! — спросил Барнаби и резко повернулся к Харченко.
— Могу я поинтересоваться у вас, полковник, как вы провели ночь? Кажется, я догадываюсь, что могло подвигнуть вас на пересмотр своих принципов… Барнаби опустил глаза и, улыбнувшись, признался: — Со мной были две девушки, Билл.
— Теперь я понимаю, почему вам захотелось стать художником. Должно быть, вы видели такое, что следовало бы запечатлеть для потомков.
— О да, Билл! Мне и в голову не приходило, что можно целовать одну девушку, а другую в это же время… В общем, это непередаваемо. За все семнадцать лет службы в вооруженных силах я не испытывал ничего подобного.
— Завтра будет заседание, — сообщил Харченко, промокая волосы полотенцем.
— Разумеется, Билл, я помню, зачем мы здесь. Я вовсе не собираюсь бросить все и завербоваться в добытчики серы… Просто все здесь так необычно.
В этот момент с лужайки донеслись громкие вопли. Представители прогрессивной прессы дрались с апологетами желтых изданий. Битва была не на жизнь, а на смерть, поэтому Харченко вышел на балкон, чтобы рассмотреть все получше.
Представителей желтых изданий было больше, но выглядели они разобщенными и более пьяными. В то же время нештатные сотрудники политических курьеров и экономических обозрений крепче держались на ногах и изо всех сил сражались за чистую прессу.
Чуть в стороне, возле бассейна, сидели сторонники жесткой линии и журналисты-революционеры. И те и другие жили на деньги спецслужб, поэтому легко находили общий язык и в общем-то дружили.
Вскоре драка закончилась. Бойцы обессилели и разошлись, а к бассейну стали подтягиваться те, кого разбудил шум сражения.
Среди них Билл заметил «некоронованного короля андеграунда» Хорста Анжу. После тяжелой травмы он все еще ходил враскорячку и охлаждал промежность пластиковым мешочком с сухим льдом. Мешочек удерживали широкие подтяжки, и это делало Хорста похожим на военный шаттл, несущий боеголовку к стратегической цели.
— Если мы все сделаем как нужно, Билл, поощрения по службе нам не избежать. Да и денежной премии тоже, — с воодушевлением напомнил Барнаби.