Грация и Абсолют
Шрифт:
Часовая стрелка приближалась к пяти утра, станция называлась Сальск, и на первом пути притормаживала электричка. Через несколько путей стояла другая, создавая вопрос: которая не увезёт назад и, во-вторых, раньше отбудет?
Он побежал с бабами, желавшими сесть на более удалённую электричку, и перенял у них в кутерьме – на Батайск. Это подходило. Пришлось рискнуть на безбилетный проезд, чтобы не показываться у билетной кассы, где его могли запомнить.
Он страдал от скромной скорости электрички, теснимый к стене соседом по скамье, и его мучило насмешливое
А вывод-то находил подтверждение: кассиры Сальска пытали взглядами лица, что возникали перед окошечком. Когда Можов устремлялся на посадку, линейная служба милиции и кассы уже располагали его описанием. В электричке, которая отбыла с первого пути чуть позже той, что умчала его, продвигалась группа оперативников, вооружённых показаниями Оксаны Попович, девятнадцати лет, не учащейся и не работающей.
Подполье традиционно ассоциируется с геройством, и молодая подпольщица доказала, что не напрасно. Рост дал ей возможность толкать головой крышку, и за час с лишним она достигла того, что посудный шкаф и труп сдвинулись. Узница сочла наилучшим не опоздать в отделение милиции.
23
Измотанный парень, сидя в электричке, впал в мёртвый сон. Отличники же мордующей профессии, уж куда как зная толк в обработке плоти, находились под сильным впечатлением деяния. Его суровая эстетика была по достоинству оценена. От безупречного по меткости удара мотыгой нельзя было требовать, чтобы он оказался ещё и смертельным, но пули пробили позвоночник милиционера и дали труп. В другого попала одна пуля из двух, она порвала дыхательное горло, после чего не живут.
Не безошибочное ли предчувствие уже давно склоняло милицию к опеке временных неблагонадёжных жилищ? Зимой в них прокрадывались бомжи, изгоняемые холодами из средней полосы России, и для удобства ночных облав тихорецкая милиция запросила у владельцев дач дубликаты ключей.
Соглашались не сразу – и кому же это не понравилось? Бомжам! Они наладились бесчинствовать именно у несогласных. Бывало, найдя общий язык с замком, ночевали безобидно – но теперь погромно вырвут оконные рамы, всё в домике перепортят и испражнятся на пол. На месте разорения попадались окурки, что было странно, ибо для бомжа окурок, как известно, – немаловажная ценность.
Что да как поняли несогласные, но сломились, за исключением разве что самых неподдающихся.
Так, через внезапно озверевших бомжей, правоохранители обеспечились ключами, что помогало скрашивать ночные дежурства. Двое, которых сопровождала девушка, были уже под градусом, и их бычья горячность нуждалась лишь в мало-мальском поводе, чтобы произошёл выплеск свирепой энергии. Возможно, в их головы пришло: в домике затаился действительно бомж. Впрочем, могли они разъяриться и оттого, что ключ в замке оставил пожелавший без помех выпить хозяин, которого оба регулярно доставляли в вытрезвитель, предварительно укротив по-свойски.
Пробил час, и дача настрадавшегося владельца преподнесла знакомцам сюрприз.
Участник действа очнулся от сна без снов, когда пассажиры стали подниматься с мест, чтобы ощутить под ногами перрон Батайска. Можов пошёл к вокзалу, всеми силами стараясь не озираться. Ему так и виделось: вот-вот впереди, справа ли, слева возникнет фигура милиционера, чей взгляд в следующий миг почувствуется кожей и нутром. Я иду один – при том что приметы сходятся!
Он пристроился к группе: две женщины провинциального вида, пожилая и сравнительно молодая, и две девочки – лет пяти и лет четырёх – шли, как и положено, с грузом вещей. Руки женщин отягощали чемоданы, на плече молодой висела ещё и сумка, девочки несли небольшие торбы. Пожилая женщина приостановилась перевести дух, Можов зашёл сбоку, предложил:
– Я вам помогу.
Он встретил насторожённый взгляд не приученной к любезностям советской гражданки.
– Вас не встретили… – выказал Виктор сочувствие.
– Некому нас тут встречать, здесь пересадка.
– Вы на вокзале будете? – обрадовался он. – Я тоже дальше еду. Присмотрите за моим чемоданом, пока за билетом буду стоять?
Женщина кивнула, позволила ему подхватить её чемодан. Услуга за услугу – это было понятно и приемлемо. Он, словно по инерции, невзначай спросил:
– Вы куда едете?
– До Петрова Вала.
Виктор сообщил, что и ему туда же. Он с обретёнными попутчицами, по виду член семьи, остановился в помещении вокзала перед скамьёй, где нашлись два свободных места. Пожилая села на скамью, одна из девочек поместилась рядом, другую бабушка усадила на колени. Можов и вторая женщина складывали багаж горкой – мимо проходил милиционер. Парень обратился к попутчицам со словами: поезда запаздывают, поэтому так много народа скопилось. Ему ответили: народа всегда много. Милиционер, окинув взглядом беседующее семейство, удалялся.
Мать девочек и Виктор, которого не отпускал внутренний холодок, встали в очередь за билетами. Как обычно, люди озабоченно теснились у кассы, парень, прикрывая женщину, отталкивал тех, кто пытался влезть впереди них. Со стороны всё выглядело вполне обыденно, нормально. Для мужа Можов был несколько молод, но ведь бывает же. Мог он сойти и за младшего брата. Когда подошла очередь, он взял у новой знакомой деньги и вместе со своими держа в руке, наклонился к окошку кассы:
– До Петрова Вала три взрослых билета и два детских.
Кассирша посмотрела на него и, не заинтересовавшись, выдала билеты. Ехать предстояло в общем вагоне, в купейных и плацкартных не оказалось мест.
Когда возвратились к скамье, мать девочек, сев рядом с пожилой – то ли матерью, то ли свекровью, – взяла дочь на колени, а Виктор устроился перед ними на положенном на пол чемодане. Пожилая спросила:
– Вы в Камышин?
Парень, не зная, куда заведёт ответ, скрыл растерянность широкой улыбкой, сказал:
– Я к бабушкиной сестре еду, не был у неё никогда – мать попросила съездить. Та заболела, живёт одна, помочь надо.