Грация и Абсолют
Шрифт:
– Цвет волос оригинальный. Вроде альбиноса, но брови, ресницы…
– Я подумала – он седой, а – нет! – с честной радостью призналась Енбаева.
Алик отвернулась от трогательно занятной полуголой девушки, оценив предательскую естественность её чувства: «Для меня! для меня! для меня!»
Алик чувствовала себя нелегальной собственницей всего самого драгоценного и, лёжа на одеяле, полузакрыв глаза, произнесла немного громче, чем хотела:
– Я – золотая блондинка, а он – платиновый!
Сидевшая
– Как же…
Алик, стоически преодолевая себя, сказала заносчиво:
– Что?
– Лишь то, что ты – золотая блондинка, а он – платиновый, – проговорила Галя неровным от натяжения нервов голосом.
Всё понимающий Дэн глянул на неё и пристально посмотрел на Алика.
– Симпатичный парень, а одет банально, – сказал нарочито отстранённо. – И, скорее всего, эта неброскость не от ума, а весьма объяснима.
– А приехал на чёрной «волге»! – высказала Енбаева то, что почти уже полчаса бередило всех. Она добавила лучезарно: – Он выше Бори!
– Метр восемьдесят… – сказала Галя выжидательно.
Алик благосклонно согласилась:
– Да.
Боб стоял, подбоченившись, и заботливо бросил родственнице:
– Ну ты, голая, не обгори до температуры! – а от других потребовал: – Скиньте три сантиметра!
Девушки молчали, и тогда Дэн изрёк:
– Взяли лишку.
Алику жгуче желалось, чтобы стало жарче-жарче! Она поднялась, извлекла из рюкзака портативный катушечный магнитофон. Музыка возникла плавно крепнущим проникновенным натиском. Медлительный блюз затопил уголок леса детской влюблённостью.
Алик стояла пренебрежительно расслабленная, слегка запрокинув голову с тонким мозаичным обручем на волосах, прикрыв глаза, и выглядело кричащим то, как чувственно падки к ритму её возбуждённые ноги. Они будто вняли соизволяющему кивку – девушка затанцевала…
И другая, в богатой шапке вороных куделек, подставляя солнцу застоявшееся тело, безыскусно поведала:
– Как раз и он поспеет обратно – машина-то вон.
Танцуя, Алик переживала укус, в то время как белые зубки продолжали скалиться, а потускневшие глазки – буравить её из-под свесившихся чёрных завитков.
Галя изумлённо и злорадно поставила Енбаевой огромный плюс, меж тем как в телодвижениях Алика изнывало искание неотразимого лунного блика, нежно-молочная полоска живота сияла, в ритме колебались округлые ягодицы, над локтем покачивался серебряный браслет с подвесками. Близ неё родилось неистовство: пятки Боба покинули землю – он приземлился на носки перед Аликом и вильнул низом туловища. Она едва не отпрянула, но стерпела и в самый миг – иначе он схватил бы её.
Теснился к ней и танцующий Дэн, изгибаясь искусно, женственно и несколько приторно…
Точно оголтелый буян смял зазевавшуюся Галю: трепеща и без желания опомниться, она извивно двигалась в танце. Уже и Енбаева оказалась в согласном упоительном движении со всеми: неумелая, угловатая и оттого избыточно вольная.
Капризный блюз разъярял упругость тел, и не пальцы ли чьих-то ножек, переступавших на цыпочках, вслушивались во что-то сквозь музыку? Алика вело, ею владело приближение скрытого лесом незнакомца. Она столь осторожно переместилась в танце, куда было нужно, что их увидели уже друг против друга, разделённых какими-то двумя шагами.
Мгновение-второе, третье – ей всё ещё удаётся очаровательная беззастенчивость… У него славное лицо, неломкий взгляд умных тёмно-синих глаз; при светлых волосах броско выделяются густые темноватые брови и ресницы.
Она ощущала себя нагой и всем телом круто покрасневшей как рак. Внутренняя безжалостная дрожь душила в сердце отчаянный лепет: о, ей необходимо это свершение!
Кому было по силам догадаться о её пронзительной стыдливости? Кто мог оценить её мужество?
Она вдруг резко ступила в сторону, странно неуклюже и криво поставив стопу, и упала на колено.
– Это шутка? – он смотрел на неё, словно размышляя над законом тяготения.
– Не могу встать… – она улыбнулась ему загнанно, – каблук по корню скользнул – нога подвернулась.
– Играется! – сказала за спиной Енбаева.
Он глядел на полуголую взволнованно подтянувшуюся девушку, и Алик произнесла виновато:
– Я, кажется, вывихнула ногу…
Она оперлась на его локоть и встала на левую стопу, но, попытавшись шагнуть, взмыкнула и закусила губу. Боб и Дэн уже топтались возле, она оттолкнула Боба:
– Твои шутки – застёжку порвал: нога с колодки соскользнула! на вывихнутой ковылять? – слова хлестали злостью, но в душе Алика горячела весёлая снисходительность.
– Я отвезу вас в город, – предложил незнакомец так, будто ему и самому не нравилось, как мало он предлагает. А ей не много ли было того, что она сейчас шагнёт в безрассудство? Даль окажется близкой до беспощадно вульгарного. «Куда? К кому? Что – произойдёт?»
Боком к нему, в независимой позе стояла Галя. Она чуть прищурилась:
– Без малины остались?
– Тут уже прошли и всё собрали, – сказал он неожиданно по-приятельски, словно отдавая должное юмору Гали, которая-то и собрала малину.
Алик обхватила за шеи его и Дэна, и они понесли её к машине. Боб, забегая вперёд, отводил перед ними ветви, и было видно, как ненавидит он тот миг, когда ухватил босоножку.
А Галя и Енбаева смотрели в глаза друг другу, почувствовав острую необходимость в этом. Им было легче от того, что Алик – безнравственная нахалка, и они выцарапали бы глаза любому, кто неопровержимо бы доказал глубину её скромности.