Градуал
Шрифт:
– Мне казалось, будто я там одна, – сказала она, и голос ее был тихим, но не от слез. Только тогда я понял, что она на меня сердита. – Я не слышала, как ты играешь, – тут ее голос сломался.
– В партитуре много пауз. Я играл вместе с тобой, но мне тоже казалось, что я один.
– Когда мы репетировали…
– Репетиция – это не то же самое, – настаивал я. – Ты замечательно играла сегодня. Я был очень растроган твоей игрой.
– Я просто следовала партитуре.
– Так и должно быть. Партитура – это форма музыки. Ты все еще дрожишь.
Я еще раз попытался ее утешить, взявшись рукой за локоть, но она
– Ты расстроена, – ляпнул я, не зная, как поправить ситуацию для нас обоих.
– Все эти паузы, – выговорила она. – Я их не слышу как следует, и пыталась считать такты. В ужасе была, что пропущу.
– Ноты пишутся, чтобы обрамлять паузы. Они определяют и окаймляют пустые места. Музыка чиста только в тишине.
Алинна уставилась на меня, непонимающе хмурясь. Мне не хотелось сейчас ничего говорить и слышать.
– Я видела паузы в партитуре. Но не знала, что ты подчеркнешь их красными чернилами.
– Партитура должна показывать как паузы, так и ноты. В следующем месяце я даю еще один концерт, – предложил я. – Хочешь играть со мной?
– После того, что сейчас было?
– Прошу тебя, Алинна.
Для меня случившееся было трансцендентным переживанием, а чистота нот и выразительность ее скрипки вызывали внутреннюю дрожь. При ее чувственной игре мне хотелось махать руками от возбуждения. Ее отрицательная реакция поставила меня в полный тупик.
– Не думаю, – заявила девушка, пряча скрипку.
Вскоре Алинна ушла не попрощавшись. Я был в полном раздрае. Постоянная потребность сочинять музыку и играть означала, что раньше у меня никогда не было нормальных отношений с противоположным полом. События того вечера болезненно напомнили о моей неопытности. Поведение Алинны заставило меня думать, что я подвел ее, напугал, а запутавшись, я и в самом деле испортил то, что казалось таким чувственным и интимным, когда мы играли вместе. За те несколько минут, что мы играли «Дыхание», она стала казаться мне прекрасной. Мне предстояло многому научиться.
На улице, когда я покинул здание, в темноте и холоде ждали несколько слушателей, чтобы поприветствовать и поздравить меня. Ничего подобного никогда со мной прежде не случалось, и я оказался совершенно не готов. Постарался полюбезнее ответить на комплименты, но при первой возможности удрал во двор мэрии, где отыскал свой велосипед и помчал домой сквозь студеный туман.
Путь лежал частично вдоль берега, по узкой дороге над обрывом. Как всегда, я смотрел на юг, через море, на острова, зачаровавшие меня на столь краткий миг в детстве. В мутной тьме я их не различал – ни намека на огни, даже ни смутного ощущения маячащих масс. Однако я видел их так часто, что прекрасно помнил их темные очертания, молчаливую тайну. Я мурлыкал обрывок мелодии и представлял, будто иду по холмам одного из островов.
5
К огда мне исполнилось тридцать, я совершил, наконец, прорыв, на который надеялся. Ко мне обратилась независимая фирма звукозаписи, расположенная в маленьком городке далеко от Эрреста, по другую сторону от столицы. Она специализировалась на записях молодых или начинающих музыкантов, работая с маленькими оркестрами. Пластинки были хорошо оформлены, стоили умеренно, и, хоть фирма была небольшая, в магазинах всегда присутствовала на удивление значительная часть ее ассортимента. Фирма решила выпустить долгоиграющую пластинку, которая представляла бы современную глондскую музыку.
Стоило мне прослышать об этом, как я послал им несколько недавних работ. Поначалу партитуры возвращали, часто без комментариев, но по крайней мере две были прямо названы неподходящими. Причины не пояснялись. Я продолжал попытки, и в конце концов фирма приняла небольшую пьесу, написанную год назад. Называлась она «Дианме».
«Дианме» представлял собой одночастный квартет для фортепиано, флейты, скрипки и виолончели. Вдохновением для него послужил одноименный остров, один из тех островов, что лежали в бухте напротив Эрреста.
Воспользовавшись названием «Дианме», я лишь показывал, что знаю об острове, но некоторые замечали, в том числе и в печати, что это еще и политический акт. Политически я был наивен, так что, лишь предприняв попытки выяснить название острова, я случайно обнаружил, что глондское правительство старается контролировать информацию, доступную общественности.
Название острова мне удалось установить лишь после изрядных поисков, обращений к старинным справочникам, атласам, лоциям и так далее. Я-то предполагал, что такие поиски – рутинное дело. В действительности же обнаружилось, что все острова в регионе окутаны туманом неизвестности. В библиотеке мне доверительно сообщили, что несколько лет назад хунта выпустила директиву, сводящуюся к тому, что все справочники и карты островов следует сдать правительству. Помимо встречавшихся там названий, секретность распространялась на фотографии и рисунки, описания, даже на статьи в энциклопедиях со статистическими данными о населении, сельском хозяйстве, торговле и обо всем прочем. Острова словно были объявлены вовсе несуществующими.
На большинстве современных карт, конечно, изображалась линия нашего побережья, но никаких деталей, касавшихся моря, не было. На некоторых картах океан обозначался как «Срединное море», а буковками намного мельче прибавлялось: «Архипелаг Грез», – иногда это название было заключено в скобки. Где-то мне приходилось слышать это название, – может быть, в школе? – но я совершенно не знал, где находится или что собой представляет Архипелаг. Ни один остров никогда не рисовали на картах.
Как-то в букинистической лавке я наткнулся на пыльную старую книгу о глондском побережье. В примечании, посвященном приливам, деловито перечислялись по названиям три острова. Меньший из трех именовался Дианме, в честь мифической доброй богини, якобы присылающей с юго-востока теплый ветер, приносивший обычно к нашему берегу раннюю весну.
Очарованный этим открытием, я и написал свой квартет, счастливый, что наконец-то нашел название.
Два других острова, побольше и более отдаленные от берега, именовались Члам и Геррин, тоже в честь персонажей из мифологии. Я запомнил названия, чтобы воспользоваться ими в будущем.
Детально рассмотреть облик островов по-прежнему не удавалось, даже с помощью полевого бинокля для наблюдений за птицами, принадлежавшего когда-то отцу. Бинокль был слишком слаб, чтобы толком что-то приблизить, но когда я в него смотрел, мне казалось, будто пространство в поле зрения сжимается, а время укорачивается.