Граф Лазарев. Том V
Шрифт:
Представлять Инцитата отцом было так же нелепо, как, скажем, Радомира блюстителем нравственности. С другой стороны, всему живому свойственно размножаться, а средства контрацепции для лошадей еще не изобрели.
Надеюсь, жеребенок унаследует могучий интеллект отца и жизнелюбие своей матери. Правда, вечно потрепанная Груня жизнелюбием скорее напоминала мокрый стог сена. Но даже у мокрого стога сена базового оптимизма больше, чем у Инцитата.
Дарья, как и обещала, вернулась к обеду. За это время я успел пересказать Лидии последние новости (сокращенную версию, то есть все новости
— Наконец-то ты приехал.
— Я тоже рад тебя видеть, дорогая, — ответил я, обнимая девушку и галантно отодвигая ей стул. — Кстати, девочки, у меня для вас подарки.
Я вытащил из кармана купленные еще в Москве ожерелья. Сапфировое для Лидии и зеленое, под цвет глаз, для Дарьи. Первое правило счастливой семейной жизни — лучше вручать презенты одновременно, чтобы ни одной жене не пришло в голову задаться вопросом, что же подарили другой.
Девушки радостно повисли у меня на шее. Поскольку шея у меня была одна, а их две, это вызвало некоторые трудности. Люблю дарить подарки! Особенно, если это мне почти ничего не стоит. Владелец той ювелирной лавки страдал от нашествия птиц на принадлежащие ему поля. Пришлось Каладрию провести с ними воспитательную работу, а мне получить за это заверения в вечной дружбе и отличную скидку.
— Как дела в типографии? Ремонт закончили? — спросил я, когда жены по несколько раз перемеряли обновки и покрутились перед зеркалом.
— Уже почти. Папенькина бригада починила крышу, теперь доделывают подвал.
Я отметил, что Дарья произнесла это с обычной интонацией. Значит, папаша-Турчанинов больше на меня не злится. Это прекрасно. А когда он узнает, за какую сумму мы втюхали книгу про мальчика англичанам, я и вовсе стану самым любимым зятем.
— Он как раз хотел с тобой поговорить. Может быть, заедет завтра.
— Только этого не хватало! В смысле, какая радость.
Только тут я заметил, что в руках Дарья держит какую-то газету. Причем, что удивительно, не «Турнепс». И лукаво улыбается, словно ждет от меня какого-то вопроса.
— Что-то случилось? — спросил я.
— Ну, как тебе сказать.
Дарья протянула мне газету. На первой полосе красовалась здоровенная фотография кукурузного поля, в центре которого словно гигантским циркулем кто-то вывел огромный круг.
— «Загадочные круги на полях»? — прочитал я заголовок. — Это что еще за напасть?
— Они начали появляться три дня назад. Похоже, их кто-то вытоптал, причем кто-то очень старательный. Я ни на что не хочу тебе намекнуть, но накануне в подвале мы обнаружили две бутылки нашего лучшего коньяка разбитыми. А вокруг везде были следы хомячьих лап.
— Лазарь? Вот стервец! — восхитился я. — Я знал, что он что-нибудь учудит. И какие версии у народа? Кто, по их мнению, автор кругов?
— Говорят, твари из другого мира. Или инопланетяне, — ответила Дарья.
— В принципе, логично, — одобрил я. — В любой непонятной ситуации всегда подозревай иномирных пришельцев. Ну не думать же людям, что эти круги вытоптала стая пьяных хомячков.
— Кстати, говорят, там не только круги, — дополнила Лидия и хихикнула.
— Да, папенька тоже упоминал еще какие-то фигуры. О том, какие именно, рассказывать отказывается, и в газетах про них тоже не пишут. Радомир уже написал про это целую поэму и хотел дать ее в печать в следующем выпуске, но папочка пригрозил высечь его розгами. И краснел, говорят, еще полчаса. И даже что-то записал в тетрадочку, куда он обычно заносит интересные мысли.
Я вспомнил коллекцию Аммосова, уничтоженную Лазарем и его стаей. Кажется, я начинаю догадываться, какие именно фигуры скрыты завесой молчания. Современное искусство произвело на Лазаря неизгладимое впечатление.
Вдруг за окном послышался топот. Причем такой, как будто на усадьбу напала плохо организованная, но очень шумная армия. Я подскочил, призывая Силу, но девушки отреагировали на удивление спокойно.
— Что это?!
— Сам посмотри. — Лидия кивнула на окно.
Из окна открывалась дивная картина. Под предводительством Аристарха тролли во главе с Валуном маршировали по двору.
Марширующие тролли представляли собой незабываемое зрелище. Как будто с гор вдруг решила сойти лавина, но сделала это в боевом порядке. Ну как в боевом, ходить в ногу у семейства Валуна пока не очень получалось. Хотя бы из-за того, что они все время путали право и лево.
Очевидно, поняв это, Аристарх немного модернизировал традиционные воинские указания, и теперь орал во всю глотку:
— Одна нога! Другая нога! Одна нога! Другая нога!
— Они так и не уехали, — пояснила Дарья, наблюдая, как какой-то из троллей, для которого даже эти команды оказались слишком сложными, запутался в ногах и грохнулся наземь. — Так что Аристарх решил собрать из них дружину.
Я представил открывающиеся перспективы. Дружина из троллей, гоблины, интегрирующиеся в высшее общество… Похоже, скоро я прославлюсь не только как владелец золотой шахты и любимец Императора, но и как обладатель самых эксцентричных друзей в Империи. Хотя, думаю, я уже это сделал.
К чести Аристарха, тролли, в попытках отличить право от лево сталкивавшиеся с разнообразными сложностями и падениями наземь, ничего не разнесли. Начальник охраны ловко уводил их от зданий, клумб и других стратегически важных объектов, хотя я втайне понадеялся, что кто-нибудь да наступит на хазафис.
Выходить на улицу до тех пор, пока тролли не уберутся, я все-таки не стал. Не потому даже, что толпа троллей травмоопасна, словно средних размеров армия, а потому что при виде меня Валун наверняка проявит бурную радость и полезет обниматься. А вот это уже травмоопасно как армия большая.
Когда парад троллей, наконец, закончился, я вместе с женами вышел в беседку. Ласковые лучи летнего солнца гладили меня по лицу, легкий ветерок шевелил листья, с голубого небосклона стремительно падала звезда… Стоп, какая ещё звезда посредине дня? И как-то странно она падает.
Фрейя, изрыгая огонь (очевидно, от радости) метеором пронеслась по небу и ловко спикировала прямо на плечо Лидии. Дышать пламенем к этому моменту она уже перестала, а не то бы у меня стало на одну жену меньше. Драконица повернула ко мне голову, и в голове прозвучал неуверенный вопрос: «Папа?»