Графиня Бинор
Шрифт:
— Машенька! Машунь! Подойди, пожалуйста!
Сцепив зубы и нацепив на себя улыбку, я повернулась в сторону женской палаты.
— Что-то случилось, Зинаида Васильевна, или может что-то нужно? Попить хотите?
— Ничего не особенного, Машунь, — воюя с частично парализованной челюстью и языком, произнесла одна из постоянных пациенток нашего отделения. Третий инсульт за два месяца. — Мои родные только завтра вечером смогут ко мне приехать, а у меня памперсы заканчиваются. Ты же домой скоро, будь добра, заскочи в аптеку и купи мне самую большую пачку, чтобы не дергать больше
Я обреченно выдохнула, но кивнула в знак согласия. Если не куплю, то сама же себя и накажу. Придется всю ночь к ней бегать по первому зову и подставлять утку.
— Ты денюжки возьми у меня в тумбочке. Дети специально оставили на всякий случай.
Невольно хмыкнула. Знаю я их «на всякий случай». Привозят родных в больницу, да и забывают о них дней на десять-пятнадцать, а мы мучайся с ними — корми, пои, подтирай и не забывай улыбаться, даря положительные эмоции и настрой.
— Хорошо, Зинаида Васильевна. Обязательно куплю все необходимое. Вот взяла две тысячи, сдачу вместе с чеком, как всегда, верну на место.
— Спасибо, милая. Ох и испереживалась-то я вся, думала не дозовусь никого.
— Поправляйтесь, Зинаида Васильевна! Вечером загляну к вам после девяти, — пообещала я и направилась к выходу.
Так получилось, что пока я дошла до нашей коморки у меня на руках был целый список того, что срочно нужно было купить моим подопечным. Там и памперсы, и мочеприемники, глюкоза, система и много другое. Хорошо еще, что путь домой пролегал через аптеку, иначе бы точно не выдержала и сорвалась.
Переодевшись как можно быстрее в свою уличную одежду, я буквально тайком прошмыгнула к боковой лестнице, которой пользовались исключительно медицинские работники. Пару пролетов, и я уже на улице, где тишь да благодать, где нет запаха лекарств и витающей в палатах безнадежности. Только запах прелой листвы, влажной земли, дождя и приближающегося холода.
Осень. Мое нелюбимое время года. Именно в этот период я потеряла своих родителей, оставшись в одночасье круглой сиротой. До восемнадцать лет прожила в областном детском доме, а после поступила в медицинский колледж и съехала в общагу.
Так получилось, что мои покойные родители не успели приобрести свое собственное жилье, а государство не спешило предоставить мне, как сироте, законные метры. Приходилось снимать квартиру и копить деньги на первоначальный взнос по ипотеке, а годы то идут. Мне уже двадцать шесть лет, четыре года из которых я работаю в режиме нон-стоп.
Первым делом я забежала в аптеку, купив огромную пачку памперсов для взрослых, клеенку, непромокаемые пеленки и выписанные врачами лекарства. И только дойдя до дома решила заглянуть в супермаркет, вспомнив, что еще утром закончился хлеб, а остатки молока успели скиснуть.
Славик не утруждал себя покупкой продуктов и приготовлением горячих блюд. Ему хватало бутербродов с колбасой, яичницы, пельменей. Мне же, с моим панкреатитом, приходилось изгаляться, чтобы успеть приготовить для себя хоть что-нибудь съестное и хоть немного поспать.
В супермаркете, как всегда, была толкучка. Набрав полную тележку продуктов и бытовых принадлежностей, я тихонько вздохнула. Вроде бы ничего такого не взяла, но все выбранное точно займет пакета три, если не больше. Одно радует — до дома идти буквально метров десять, а там уж как-нибудь на лифте до съемной квартиры.
Мои прогулки не заняли много времени. На все про все ушло больше часа, а это значит, что домой я вернусь на пару часов пораньше. Славик в это время обычно занят извозом и беспокоить его своими просьбами бесполезно. Ну и пусть. Приму душ, покушаю наконец нормально и завалюсь спать.
С такими мыслями я спешила к серой многоквартирной многоэтажке, в которой находилось мое временное жилье. Пакеты чувствительно оттягивали руки, казалось, вот-вот и они вывалятся из ослабевших пальцев. Шаг, второй, третий. Вот и подъезд. Устало привалившись к стенке кабины лифта, я молча наблюдала за неспешным миганием цифр на табло. Механический голос объявил о прибытии на седьмой этаж и двери лифта наконец-то услужливо передо мной распахнулись.
Вот и ставшая за два года родной обитая кожзамом входная дверь в мою двухкомнатную обитель. Прислонив пакеты к стене, вставила ключ в замочную скважину и попыталась ее открыть. Но не тут-то было. Ключ отчего-то не желал проворачиваться.
«Странно. Славик забыл закрыть за собой дверь?» — мелькнул в голове вопрос и тут же пропал, едва я услышала по ту сторону веселый смех и следом за ним громкий стон.
Осторожно, стараясь не шуметь, до упора опустила ручку и приоткрыла дверь. До моего слуха сразу же донеслись стоны, раздававшиеся из спальни, вскрики и ритмичные похлопывания. Слезы предательски потекли по щекам. Зажав ладонью рот, чтобы не закричать, я на цыпочках прошла к комнате. Теперь то я воочию увидела подтверждение словам тети Марины. В кровати кувыркались Славик и Юлька.
В груди сильно кольнуло, а в районе солнечного сплетения образовался пожар. Я начала задыхаться от нехватки кислорода. Боясь выдать себя, осторожно отступила и вернулась к входной двери. Прикрыла дверь и беззвучно разрыдалась.
«Тварь! Какая же он тварь!» — мысленно кричала в пустоту, не в силах сделать больше и шага.
С моих глаз будто сошла пелена, на которую я до этого времени старалась не обращать внимания. Права наша завхоз — Славик просто хорошо устроился, живя на мои деньги и на моей территории. А я по наивности и дурости просто старалась не замечать очевидного — пригрела на своей груди обычного альфонса.
Ну, погоди у меня, паразит! Устрою я тебе веселенькую жизнь!
В голове моментально прояснилось. Вытерев слезы, я машинально посмотрела на дверь, заметив полные пакеты, которые сиротливо стояли у стены и о которых я совсем забыла. Схватив их, поспешила к лифту. Вот выйду на улицу, отдышусь и позвоню Славику.
Двери лифта распахнулись, и я не глядя нырнула в его нутро. Только вместо кабинки передо мной оказался небольшой темный кабинет со старинной, резной мебелью. На одном из диванов восседал неизвестный мне импозантный мужчина лет так пятидесяти, с холодными и безжалостными глазами, а за столом сидел неряшливого вида старик.