Графиня де Монсоро. Том 2
Шрифт:
– Ты прав, Шико.
– Вот еще один урок, которым ты мне обязан. Счастье твое, что мы не считаем. А теперь отпусти меня спать, Генрих. Восемь дней тому назад я был вынужден спаивать одного монаха, а когда мне приходится заниматься такими упражнениями, я потом целую неделю пьян.
– Монаха? Не тот ли это достойный брат из монастыря святой Женевьевы, о котором ты мне уже говорил?
– Тот самый. Ты еще ему аббатство пообещал.
– Я?
– Разрази господь! Это самое малое, что ты можешь для него сделать после того, что он сделал для тебя.
– Значит, он все еще предан мне?
– Он тебя обожает. Кстати, сын мой…
– Что?
– Через три недели праздник святых даров.
– Ну и что?
– Я надеюсь, ты удивишь нас какой-нибудь хорошенькой небольшой процессией.
– Я всехристианнейший король, и мой долг подавать народу пример благочестия.
– И ты, как всегда, сделаешь остановки в четырех больших монастырях Парижа?
– Как всегда.
– Аббатство святой Женевьевы входит в их число, правда?
– Разумеется, я рассчитываю посетить его вторым.
– Добро.
– А почему ты спрашиваешь об этом?
– Просто так. Я, как тебе известно, любопытен. Теперь я знаю все, что хотел знать. Спокойной ночи, Генрих.
В эту минуту, когда Шико уже расположился соснуть, в Лувре поднялось страшное волнение.
– Что там за шум? – спросил король.
– Нет, решительно, Генрих, мне не суждено поспать.
– Ну, так что же там?
– Сын мой, сними мне комнату в городе, или я покидаю свою службу. Слово чести, жить в Лувре становится невозможно.
В это время вошел капитан гвардии. Вид у него был очень растерянный.
– В чем дело? – спросил король.
– Государь, – ответил капитан, – к Лувру приближается посол монсеньера герцога Анжуйского.
– Он со свитой? – спросил король.
– Нет, один.
– Тогда ему надо оказать вдвойне хороший прием, Генрих, потому что он храбрец.
– Хорошо, – сказал король, пытаясь принять спокойный вид, хотя мертвенная бледность лица выдавала его. – Хорошо, пусть весь мой двор соберется в большей зале, а меня пусть оденут в черное: когда имеешь несчастье разговаривать со своим братом через посла, надо иметь похоронный вид.
Глава 36.
КОТОРАЯ ЯВЛЯЕТСЯ ВСЕГО ЛИШЬ ПРОДОЛЖЕНИЕМ ПРЕДЫДУЩЕЙ, СОКРАЩЕННОЙ АВТОРОМ ПО СЛУЧАЮ НОВОГОДНИХ ПРАЗДНИКОВ
В парадной зале возвышался трон Генриха III.
Вокруг него шумно толпились возбужденные придворные.
Король уселся на трон грустный, с нахмуренным челом.
Все глаза были устремлены на галерею, откуда капитан гвардии должен был ввести посла.
– Государь, – сказал Келюс, склонившись к уху короля, – знаете, как зовут этого посла?
– Нет, что мне в его имени?
– Государь, его зовут господин де Бюсси. Разве оскорбление от этого не становится в три раза сильнее?
– Я не вижу, в чем тут оскорбление, – сказал Генрих, стараясь сохранить хладнокровие.
– Быть может, ваше величество и не видит, – сказал Шомберг, – но мы-то, мы прекрасно видим.
Генрих ничего не ответил. Он чувствовал, как вокруг трона кипят гнев и ненависть, и в душе поздравлял себя, что сумел воздвигнуть между собой и своими врагами два таких мощных защитных вала.
Келюс, попеременно то бледнея, то краснея, положил обе руки на эфес своей рапиры.
Шомберг снял перчатки и наполовину вытащил кинжал из ножен.
Можирон взял свою шпагу из рук пажа и пристегнул се к поясу.
Д'Эпернон подкрутил кончики усов до самых глаз и пристроился за спинами товарищей'.
Что касается Генриха, то он напоминал охотника, который слышит, как его собаки рычат на кабана: предоставляя своим фаворитам полную свободу действий, сам он только улыбался.
– Введите, – сказал он.
При этих словах в зале воцарилась мертвая тишина. Казалось, можно было услышать как в этой тишине глухо рокочет гнев короля, И тут в галерее раздались уверенные шаги и гордое позвякивание шпор о плиты пола.
Вошел Бюсси с высоко поднятой головой и спокойным взглядом, держа в руке шляпу.
Надменный взор молодого человека не остановился ни на одном из тех, кто окружал короля.
Бюсси прошел прямо к Генриху, отвесил глубокий поклон и стал ждать вопросов. Он стоял перед троном гордо, но то была особая гордость, гордость дворянина, в ней не было ничего оскорбительного для королевского величия.
– Вы здесь, господин де Бюсси? Я вас полагал в дебрях Анжу.
– Государь, – сказал Бюсси, – я действительно был там, но, как вы видите, меня уже там нет.
– Что же привело вас в нашу столицу?
– Желание принести дань моего глубочайшего почтения вашему величеству.
Король и миньоны переглянулись, было очевидно, что они ждали иного от несдержанного молодого человека.
– И.., ничего более? – довольно высокомерно спросил король.
– Я прибавлю к этому, государь, что мой господин, его высочество монсеньер герцог Анжуйский, приказал мне присоединить его изъявления почтения к моим.
– И герцог ничего другого вам не сказал?
– Он сказал мне, что вот-вот должен выехать с королевой-матерью в Париж и хочет, чтобы ваше величество знали о возвращении одного из ваших самых верных подданных.
Король, почти задохнувшийся от изумления, не смог продолжать свой допрос.
Шико воспользовался этим перерывом и подошел к послу.