Графиня де Монсоро
Шрифт:
– А этот господин, – сказал он, – ваш брат, брат вашего мужа или ваш родственник?
– Нет, любезный барон, этот господин не наш родственник, а наш друг: Луи де Клермон, граф де Бюсси д’Амбуаз, приближенный дворянин герцога Анжуйского.
Услышав имя герцога, старый барон резко выпрямился, как будто подброшенный скрытой пружиной, кинул гневный взгляд на Бюсси и, словно истощив все свои силы этим немым вызовом, со стоном упал в кресло.
– Что с вами? – забеспокоилась Жанна.
– Вы знакомы с бароном, сеньор де Бюсси? – поинтересовался Сен-Люк.
– Нет, я впервые имею честь видеть господина барона де Меридор, – спокойно ответил Бюсси; только он один понял, какое действие произвело на старца имя герцога.
– А! Вы приближенный дворянин герцога Анжуйского, – сказал барон, – вы из свиты этого чудовища, этого демона, и вы смеете открыто признаваться в этом, и у вас хватило дерзости явиться ко мне?
– Что он, с ума сошел? – тихо спросил Сен-Люк у своей жены, с удивлением глядя на барона.
– Должно быть, горе помутило его рассудок, – испуганно ответила Жанна.
Владелец Меридора сопроводил свои слова, заставившие Жанну усомниться, в полном ли он рассудке, взглядом еще более грозным, чем предыдущий; однако Бюсси, по-прежнему храня спокойствие, выдержал этот взгляд с видом самого глубокого почтения и ничего не ответил.
– Да, этого чудовища, – повторил барон де Меридор, по-видимому все более и более впадая в безумие, – убийцы моей дочери.
– Что вы сказали? – спросила Жанна.
– Несчастный сеньор! – прошептал Бюсси.
– Стало быть, вы этого не знаете, раз смотрите на меня так испуганно? – воскликнул барон, взяв за руки Жанну и Сен-Люка. – Но ведь герцог Анжуйский убил мою Диану! Герцог Анжуйский! Мое дитя! Девочку мою! Он ее убил!
И такое отчаяние прозвучало в его старческом голосе, что даже у Бюсси навернулись на глаза слезы.
– Сеньор, – сказала молодая женщина, – если это и так, хотя я не понимаю, как это могло случиться, все равно вы не вправе возлагать вину за постигшее вас ужасное несчастье на господина де Бюсси, самого верного, самого благородного рыцаря во всем дворянском сословии. Взгляните, дорогой батюшка, господин де Бюсси плачет, как мы и вместе с нами; он ничего не знал о вашей беде. Разве бы он пришел сюда, если бы мог подозревать, какой прием вы ему окажете? Ах, милый сеньор Огюстен, заклинаю вас именем вашей любимой Дианы, расскажите мне, как все это произошло.
– Так вы ничего не знаете? – спросил барон, обращаясь к Бюсси.
Бюсси молча поклонился.
– Ах, боже мой, конечно, нет, – сказала Жанна. – Никто об этом ничего не знает.
– Моя Диана мертва, а ее задушевная подруга ничего не знает об этом! Хотя верно, ведь я никому не писал, никому не говорил о ее смерти. Мне казалось, что мир должен прекратить свое существование с той минуты, когда перестала существовать моя Диана. Мне казалось, вся вселенная должна носить траур по Диане.
– Говорите, говорите, вам станет легче, – сказала Жанна.
– Тогда слушайте, – с рыданием произнес барон. – Подлый принц, позор французского дворянства, увидел мою Диану и, пленившись ее красотой, приказал похитить ее и отвезти в замок Боже. Там он собирался ее обесчестить, все равно как дочь своего крепостного. Но Диана, моя Диана, святое и благородное создание, предпочла смерть позору. Она выбросилась из окна в озеро, и нашли только ее вуаль, плававшую на воде.
Старик с трудом произнес последние слова сквозь душившие его рыдания. Это зрелище показалось Бюсси одним из самых душераздирающих, которые он видывал на своем веку, он – закаленный воин, привыкший и сам проливать кровь, и видеть, как другие ее проливают.
Жанна, близкая к обмороку, также смотрела на Бюсси со страхом в глазах.
– О, граф! – вскричал Сен-Люк. – Это просто чудовищно, не правда ли? Граф, вам нужно немедленно покинуть этого презренного принца! Граф, такое благородное сердце, как ваше, не может питать дружеские чувства к похитителю и убийце женщин.
Эти слова несколько приободрили старого барона, и он ждал ответа Бюсси, чтобы составить себе о нем окончательное мнение. Сочувствие Сен-Люка принесло утешение старцу. В момент великих душевных потрясений человек становится слаб, как ребенок, а один из самых верных способов утешения ребенка, укушенного любимой собачкой, состоит в том, чтобы на глазах у потерпевшего побить собаку, которая его укусила.
Но Бюсси, не отвечая Сен-Люку, сделал шаг к барону де Меридор.
– Господин барон, – сказал он, – не соблаговолите ли вы оказать мне честь и удостоить меня разговора наедине?
– Послушайтесь господина де Бюсси, любезный сеньор, – сказала Жанна, – и вы увидите, какой он добрый и как он умеет помочь в беде.
– Говорите, сударь, – разрешил барон, он невольно вздрогнул, почувствовав во взоре молодого человека что-то необычное.
Бюсси повернулся к Сен-Люку и его жене и посмотрел на них дружеским, открытым взглядом.
– Вы позволите? – спросил он.
Молодые супруги вышли из залы, взявшись под руку, с удвоенной силой сознавая свое счастье перед лицом этого непомерного горя.
Когда дверь за ними закрылась, Бюсси приблизился к барону и отвесил ему глубокий поклон.
– Господин барон, – обратился он к старику, – минуту назад в моем присутствии вы обвиняли принца, которому я служу, и обвиняли его в столь резких выражениях, что я вынужден просить у вас объяснения.
Старик гордо выпрямился.
– О, не сомневайтесь в самом почтительном смысле моих слов, я говорю с вами, испытывая к вам глубочайшее сочувствие и только из горячего желания облегчить ваше горе. Прошу вас, господин барон, расскажите мне во всех подробностях ужасную историю, которую вы только что вкратце изложили Сен-Люку и его жене. Посмотрим, действительно ли все свершилось так, как вы это думаете, и действительно ли все потеряно.
– Сударь, – сказал барон, – у меня был проблеск надежды. Господин де Монсоро, благородный и преданный дворянин, полюбил мою бедную дочь и попросил ее руки.