Графиня де Шарни. Том 1
Шрифт:
На сей раз, как всегда, он соскочил с кровати, накинул халат, сунул ноги в туфли и со всей поспешностью спустился по узкой лесенке.
Но как он ни торопился, ожидание показалось его ночному посетителю чересчур долгим: он принялся вразнобой колотить в дверь и колотил, покуда она не отворилась.
Доктор Рейналь узнал того же лакея, который однажды ночью приезжал к нему, чтобы отвезти к виконту Изидору де Шарни.
— Вот как! — воскликнул доктор, узнав посетителя. — Опять вы, друг мой? Надеюсь, вы понимаете, что я вас не упрекаю! Но если ваш господин опять ранен, ему следует быть осторожнее: не нужно ходить туда, где с неба сыплются пули.
— Нет, сударь, — отвечал лакей, — я пришел к вам не ради моего господина и не из-за ранения, хотя дело столь же спешное. Одевайтесь; вот конь, сударь, вас ждут.
Для того чтобы одеться, доктору никогда не требовалось больше пяти минут. На сей раз, уловив по тону лакея, а главное, по настойчивости, с которой тот стучал, что его присутствие необходимо как можно скорее, он оделся за четыре минуты.
— Я готов, — сказал он, выйдя спустя совсем немного времени после того, как ушел в дом.
Лакей, не спешиваясь, держал в руках поводья лошади, предназначавшейся для доктора Рейналя; тот немедля вскочил в седло и вместо того, чтобы взять налево, как это было в прошлый раз, свернул направо вслед за лакеем, который скакал впереди, указывая дорогу.
На сей раз его везли в сторону, противоположную Бурсонну.
Он пересек парк, углубился в лес, оставив Арамон по левую руку, и вскоре очутился в столь густой и неровной части леса, что ехать верхом становилось все труднее.
Внезапно какой-то человек, прятавшийся за деревом, пошевелился и тем привлек его внимание.
— Это вы, доктор? — спросил человек.
Доктор, который придержал было коня, не зная, что на уме у этого встречного, по голосу догадался, что перед ним виконт Изидор де Шарни.
— Да, — сказал он, — это я. Куда это вы меня тащите, господин виконт?
— Скоро увидите, — отвечал Изидор. — Прошу вас спешиться и идти за мной.
Доктор спешился; он начинал понимать, в чем дело.
— Вот оно что! — проговорил он. — Речь идет о родах, держу пари.
Изидор схватил его за руку.
— Верно, доктор, а потому обещайте мне держать все происходящее в тайне, хорошо?
Доктор пожал плечами, словно желая сказать: «Да не беспокойтесь вы, Бога ради, мне не впервой!»
— Тогда идите за мной, — сказал Изидор, отвечая его мыслям.
И, продираясь сквозь дикий терновник по сухим, хрустким листьям, под темной сенью гигантских буков, сквозь трепещущую листву которых время от времени мелькали мерцающие звезды, оба спустились в такую низину, куда не смогла бы проникнуть ни одна лошадь.
Несколько мгновений спустя доктор завидел верх глыбы Клуи.
— Вот оно что! — сказал он. — Уж не в хижину ли старины Клуи мы идем?
— Не совсем, — отозвался Изидор, — но это неподалеку от нее.
И, обогнув огромную скалу, он подвел доктора к двери небольшого кирпичного строения, примыкавшего к хижине старого гвардейца, так что со стороны можно было подумать — все на самом деле так и думали, — что старик сделал эту пристройку к своему жилищу, чтобы ему было попросторнее.
Правда, одного взгляда внутрь домика было достаточно, чтобы убедиться, что это не так, даже если бы в комнате не было Катрин, лежавшей в постели.
Стены, оклеенные красивыми обоями; шторы, гармонирующие с обоями, на обоих окнах; между окнами — изящное зеркало; под зеркалом — туалет со всеми необходимыми принадлежностями из фарфора; два стула, два кресла, маленькая кушетка, маленький книжный шкаф — таково было убранство этой комнатки, открывавшейся взору посетителя; говоря сегодняшним языком, в ней царил почти полный комфорт.
Но взгляд доброго доктора не задержался на убранстве. Он увидел женщину в постели и поспешил прямо к страдалице.
Заметив доктора, Катрин закрыла лицо обеими руками, не в силах ни сдержать рыданий, ни скрыть слезы.
Изидор подошел к ней и окликнул по имени; она бросилась в его объятия.
— Доктор, — сказал молодой человек, — вверяю вам жизнь и честь этого создания: сегодня она всего лишь моя возлюбленная, но надеюсь, что придет день, когда я назову ее женой.
— Ах, как ты великодушен, мой милый Изидор, что по доброте своей говоришь мне такие вещи! Ведь ты же знаешь, я бедная девушка и никогда не смогу стать виконтессой де Шарни. Но все равно я благодарю тебя; ты понимаешь, что мне понадобятся силы, и хочешь меня поддержать; успокойся, у меня хватит мужества, и в подтверждение я сейчас сделаю самое трудное: покажусь вам с открытым лицом, дорогой доктор, и протяну вам руку.
И она подала руку доктору Рейналю.
В тот миг, когда доктор коснулся ее руки, эта рука судорожно сжалась от приступа боли, который был еще мучительнее, чем все, что довелось Катрин испытать до сих пор.
Врач выразительно взглянул на Изидора, и тот понял, что роды начались.
Молодой человек опустился на колени перед постелью роженицы.
— Катрин, мое милое дитя, — обратился он к ней, — мне, конечно, следовало бы остаться здесь, рядом с тобой, чтобы ободрять тебя и поддерживать, но я боюсь, что мне недостанет сил, и все же, если ты этого желаешь…
Катрин обвила рукой шею Изидора.
— Иди, — сказала она, — иди; благодарю тебя за то, что ты настолько меня любишь, что не в силах видеть мои мучения.
Изидор прижался губами к губам бедного создания, еще раз пожал руку доктору Рейналю и бросился вон из комнаты.
Два часа он блуждал, как те тени, о которых пишет Данте, которые ни на миг не могут остановиться и отдохнуть, а стоит им остановиться, как черт гонит их дальше, вонзая в них свой железный трезубец. Описав у дома более или менее широкий круг, он всякий раз возвращался к двери, за которой вершилось мучительное таинство родов. Но тут же его ушей достигал крик Катрин, который обрушивался на него, как железный трезубец на грешника, и вновь гнал его прочь, заставляя без конца удаляться от цели, к которой он возвращался все снова и снова.