Графиня де Шарни. Том 2
Шрифт:
Как случилось, что эта старинная башня сохранилась в густонаселенном квартале, темная и тоскливая, словно сова, которая таращит подслеповатые глаза на солнце?
Вот здесь-то и будет жить королевская семья — так решила коммуна.
Был ли в этом особый расчет коммуны, когда она выбрала в качестве резиденции для короля этот приют, где в былые времена должникам надевали на голову зеленый колпак, и они должны были отсидеть голым задом на холодных камнях, как предписывалось средневековым законом, после чего им прощался долг? Нет, выбор был сделан
13-го вечером король, королева, принцесса Елизавета, принцесса де Ламбаль, принцесса де Турзель, камердинер короля г-н Шамильи, а также камердинер дофина г-н Гю были переведены в Тампль.
Коммуна так торопилась препроводить короля в его новую резиденцию, что башню даже не успели подготовить для встречи короля.
Вот почему королевскую семью сначала провели в ту часть башни, где жил когда-то граф д'Артуа, когда бывал в Париже, и которую называли дворцом.
Весь Париж обуяла радость: правда, три с половиной тысячи граждан погибли; зато король, друг чужеземцев, злейший враг революции, союзник знати и священников, находился под стражей!
На всех домах, возвышавшихся над Тамплем, горели огни.
Лампионы висели даже на зубчатых стенах башни.
Когда Людовик XVI вышел из кареты, в десяти футах от дверцы он увидел Сантера верхом на коне.
Два офицера муниципалитета уже ожидали короля; при виде его они даже не подумали обнажить головы.
— Входите, сударь! — приказали они.
Король вошел и, ошибочно полагая, что будет жить во дворце, попросил показать ему дворцовые апартаменты.
Офицеры переглянулись, ухмыльнулись и, не сказав королю ни слова о том, что прогулка эта не нужна, так как ему суждено жить в главной башне, повели его через все комнаты.
Король распределял дворцовые комнаты, а офицеры забавлялись его заблуждением, которому суждено было обратиться горечью.
В десять часов подали ужин. Во время ужина Маню-эль стоял за королем, но не как послушный слуга, а как тюремщик, надсмотрщик, хозяин!
Представьте себе, что слугам отданы два противоречивых приказа: один — королем, другой — Манюэлем; разумеется, слуги подчинились бы Манюэлю.
Это и была настоящая неволя.
Вечером 13-го король, побежденный на самой вершине власти, покатился с горы, у подножия которой его ждал эшафот.
Ему понадобилось восемнадцать лет, чтобы взобраться на вершину и удержаться там; но всего за пять месяцев и восемь дней он потеряет все, чего ему удалось достичь!
Судите сами, с какой поспешностью и настойчивостью его толкают в бездну!
Итак, в десять часов все ужинают в дворцовой столовой; в одиннадцать они переходят в гостиную.
В гостиную входит один из комиссаров и приказывает камердинерам, г-ну Гю и г-ну Шамильи, взять то немногое из постельного белья, что они имеют, и следовать за ним.
— Куда это, за вами? — полюбопытствовали камердинеры.
— В вечернюю резиденцию ваших господ, — отвечал комиссар, — во дворце они могут находиться только днем.
Итак, король, королева и дофин остались теперь господами лишь для своих камердинеров.
В дверях дворца их ожидал офицер муниципалитета, который пошел вперед с фонарем. Все двинулись за ним.
При слабом свете этого фонаря, а также в отблесках угасавшей иллюминации г-н Гю пытался разглядеть будущее жилище короля; однако перед ним была только мрачная башня, нависшая над головой, словно гранитный великан с огненной короной на голове.
— Боже мой! — вскричал, остановившись, камердинер. — Неужто вы собираетесь отвести нас в эту башню?
— Совершенно верно, — подтвердил офицер. — Да, времена дворцов ушли в прошлое! Сейчас ты увидишь, как живут убийцы народа!
С этими словами человек с фонарем стал нащупывать ногой первые ступеньки винтовой лестницы.
Камердинеры остановились было во втором этаже, однако человек с фонарем продолжал подниматься.
Дойдя до третьего этажа, он повернул в коридор, уходивший вправо от лестницы, и отпер дверь в комнату, расположенную по правую руку в этом коридоре.
Свет проникал в комнату через одно-единственное окно; четыре стула, стол и узкая кровать составляли всю ее меблировку.
— Кто из вас двоих — лакей короля? — спросил офицер муниципалитета.
— Я — его камердинер, — откликнулся г-н Шамильи.
— Лакей или камердинер — это все равно, — махнул рукой офицер.
Указав на кровать, он продолжал:
— Вот здесь твой хозяин будет спать.
Человек с фонарем бросил на стул одеяло и две простыни, зажег от фонаря две свечи на камине и оставил камердинеров.
Он отправился во второй этаж, чтобы приготовить комнату для королевы.
Господин Гю и г-н Шамильи в растерянности переглянулись. У них в глазах еще стояло великолепие королевских резиденций; теперь же короля бросили не просто в темницу, но в трущобу!
В несчастье пышность мизансцены исчезла.
Они стали осматривать комнату.
Кровать стояла в алькове без занавесок; старая ивовая плетенка, повешенная на стену, указывала на то, что так пытались бороться с клопами; однако с первого взгляда было заметно, что такая мера предосторожности недостаточна. Однако камердинеры не испугались трудностей, они принялись старательно выбивать постель и отмывать комнату.
В то время, как один подметал пол, а другой вытирал пыль, вошел король.
— Ох, государь! — в один голос вскричали они. — Какая низость!
Король — было ли это силой души или безразличием? — остался невозмутим. Он обвел комнату взглядом и не произнес ни слова.
На стене висели гравюры; некоторые из них показались королю неприличными, и он сорвал их со стены со словами:
— Я не желаю, чтобы подобные вещи попались на глаза моей дочери!
Когда постель была готова, король лег и уснул так же безмятежно, словно он еще оставался в Тюильри, возможно, даже с большей безмятежностью!