Грани Обсидиана. История Берты
Шрифт:
– Не охотник он, – подал голос дед, – а тут гляди чего…
Поворошил уже начавший подтаивать «гостинчик», указывая на след от стрел. Да, здоровенный кузнец, запросто управлявшийся с горячим железом, не имел такого острого глаза и твердой руки, а пуще – навыка охотничьего.
Гадания закончила младшая Даринка, давно уже ошивавшаяся у стола:
– Мам, а есть-то когда будем?
И Берта решительно отделила одного рябчика от связки, принявшись сходу ощипывать:
– Ну, кто бы он ни был, скажем ему спасибо! Или за глаза или сам объявится.
***
Не объявился.
Однако дней через пять на крыльце обнаружили
Когда подкинули глухаря, не выдержала уже сама Берта. Несколько ночей спала вполглаза, прислушиваясь к Туру, вновь перебравшемуся в сени. А услышав, наконец, то самое рычание, сунула ноги в обутки и рванула наружу, второпях прихватив лишь теплый платок. Распахнула дверь, вылетела на крыльцо, запнувшись за мешок с очередным «подношением», и азартно бросила в спину нежданного кормильца:
– А-а-а, вот я тебя и застигла!
Ровно вора какого, сообразила запоздало, но менять слова было уже поздно. Да и не застала она уходившего врасплох: тот даже не вздрогнул. Поворачивался медленно; высоко стоявший месяц осветил его полуприкрытое мехом шапки лицо, но Берта все равно узнала. Ахнула:
– Опять ты?!
Не жаловавший чужаков Тур на людей все же никогда не кидался: чай, не медведи! Но тут внезапно принял ее возглас за команду «ату!». Берта едва успела схватить его за жесткий загривок и ошейник. Удержать рвущиеся вперед живые хрипящие, рычащие, захлебывающиеся бешеной слюной два пуда мышц, клыков и когтей было той еще задачкой. Чуть не сорвавшая спину Берта все ж таки втянула его в сени, захлопнула дверь и прокричала наперекор выносящему дверь псу встревоженным голосам, торопливым шагам внутри дома:
– Всё хорошо, не выходите! Тура придержите там!
Незнакомец – то ли храбрый до сумасшествия, то ли просто глупый – даже с места не сдвинулся, Казалось, и не понял, что его могли загрызть насмерть. Хотя, и побеги он, Тур в три прыжка бы догнал, повалил и трепать начал! Под его молчаливым взглядом девушка вспомнила, в каком сейчас виде. Запахнула шаль, огляделась, мимоходом заправляя за уши расплетшиеся волосы.
– А лошадь твоя где?
– Так это ты… – сказал медленно незнакомец.
– Что – я?
– Я тогда думал – парень.
– И чего? – спросила Берта, подивившись своей косноязычности. Никак, вот никак она того доброго проезжего вновь увидеть не ожидала! Да и что хотела от неизвестного кормильца тоже вдруг подзабыла: прижать к стене и, встряхивая за грудки, допросить, чего ради он это делает? Растерялась.
Незнакомец, однако, тоже. Оттого ли, что его застигли за причинением добрых дел, или оттого, что мальчишка-охотник девкой оказался? Сдвинул, потом и вовсе стащил лохматую шапку. Русые волосы узлом, серый с зеленым отливом взгляд исподлобья, без улыбки или приветливости. Но – молод оказался кликать ее парнишкой (или девчонкой)! Берта даже фыркнула:
– Если я мальчишка, то тебе-то сколько годков… дядюшка?
Помедлил, прежде чем ответить.
– Девятнадцать зим.
На три года всего и старше! Осмелевшая Берта продолжила расспросы дальше:
– И чего ты нам дичь-то таскаешь, добрый человек? Вроде никакой данью мы тебя не облагали…
Лай за спиной стал глуше: похоже, родным удалось загнать взбесившегося Тура в клеть. Теперь таились за дверью, прислушивались.
– Люди не должны голодать, а у меня добычи лишку.
Берта руки скрестила: ишь ты, своей сноровкой расхвастался! Ну, не лучший она охотник, но и не
– Ну… коли так, спасибо тебе от семьи нашей. Мать и так за твое здоровье молится, только имени твоего не знает… Как, говоришь, тебя кличут?
Ответил, опять помолчав:
– Эрин.
– Меня Берта. Может, все-таки в дом зайдешь, отдохнешь с дороги? Пес наш, правда, что-то никак не успокоится, вон, охрип уже.
Первый раз за весь разговор губы парня изогнулись в короткой улыбке.
– Умный пес. Не пускает в дом… кого попало. Поеду я.
Вот ведь полуночник! Всё неймется ему по лесу в одиночку в такую темень шляться! Эрин откашлялся.
– Ближайшую неделю не жди меня.
Берта снова ворохнулась – срезать его словом: да кто тут вообще кого ждал?! Но парень коротко кивнул-поклонился со странным пожеланием: «безлунной вам ночи», повернулся и легким стремительным шагом ушел со двора. Никак не получается последнее слово за собой оставить! Берта сердито толкнула дверь: мать едва отскочить успела. За ней маячил дедушка с топором в руке; в клети уже не лаял – надрываясь, хрипел Тур.
– Чего всполошились-то? – сердито вопросила Берта. – Поговорили. Знакомец оказался. Боялся, что с голоду тут мрем, заботливый какой…
Значит, тронула незнакомца ее жалостная история! А вроде и не слушал особо. Выпущенный на свободу Тур вылетел наружу, чуть не сбив хозяйку с ног, устремился по тропке, тотчас вернулся и заметался по двору, воткнув нос в снег: ну чисто на охоте! Лаять уже не лаял, но рычание продолжало переливаться в мощной глотке, загривок дыбом, и Берта рукой махнула, остереглась, разозленного, успокаивать. Не шавка деревенская, пес серьезный, значит, есть на то причина.
А от матери опять досталось: мол, не приветила славного знакомца, плохо в дом зазывала, никакой благодарности, норов вечно кажет! Ага, огрызалась Берта, а он, может, тать какой! Или вовсе умертвие во двор забрело, человеческий облик укравшее. Мать ткнула ей в лицо здоровенным тетеревом: будет тать или умертвие тебя откармливать перед тем, как сожрать?! Берта, ворча, вернулась на свою лежанку. Гляньте на нее, то со знакомым парнем и посмеяться не дает, то первого встречного полуночника сразу в дом зазывает!
***
Наступало полнолуние. Значит, как тут заведено, придется сидеть безвылазно по домам, не то, что со двора, даже за порог носу не показывая! Загодя натаскали воду, дрова, расчистили тропки до дороги и нужника, хотя все равно за эти три дня нападает, уж больно в здешних краях зимы многоснежные, пупок надорвешь, лопатой махая!
А в Краинке в полнолуние посиделки, подружка Гутрун уже на лыжах прибегала, зазывала с ночевьем на трое суток. И хочется: зимний день короток, только дела переделаешь, а уже темень падает, и сидишь взаперти долгими вечерами лицом к лицу с семьей при чадящей лампе или вовсе при лучине. А на вечерках и поболтать, и посмеяться-поплясать можно, да и людей полный общинный дом. Родительница отпускала и даже выпихивала, но Берта скрепя сердце отказалась: колется опять же, уйдешь – и думай потом, как там они без тебя, немощный старик, одинокая женщина, да девчонки мал мала меньше.