Грани сексологии 3
Шрифт:
Марья Гавриловна прошествовала из кухни в зал, оценила белоснежность скатерти ещё пока пустого стола, который она собиралась сервировать для именинницы. Обошла его по кругу, расправила только ей видимые складки и подалась на балкон, встревоженная рёвом мотора, оглушившего двор. Она быстро оценила обстановку, спешно вернулась внутрь, привела себя в порядок, тут же открыв входную дверь, не дожидаясь звонка.
– Здравствуйте, – опешил гость от такой оперативности.
– Ну здравствуй, коль не шутишь. Заходи, разувайся, мой руки и айда мне помогать на кухню. Ты, я смотрю, парень крепкий, явно сможешь помочь бабушке накрыть стол к торжеству.
И тут же, максимально повысив голос, пробасила:
– Лерка, тут твоя подружка на мотоцикле приехала, поздравить тебя желает. Выходи уже, стыдно человека заставлять ждать! – пыталась пристыдить внучку Марья
Лера так и продолжила лежать в своей комнате на кровати, положив ногу на ногу, а руки за голову, и с невозмутимым видом смотреть в потолок, вспоминая сегодняшнее утро. Приходила мама с тортом и подарками, они так душевно посидели, по-семейному на кухне, как никогда прежде. Поговорили, посмеялись, поплакали, и бабушка вместе с ними… Это было так на неё не похоже, что Валерия до сих пор находилась под впечатлением этих незабываемых минут. Мама действительно менялась по отношению к ней в лучшую сторону, и это невозможно было не заметить. Как же она мечтала завоевать внимание своей матери и спустя столько лет дождалась, если учесть, что Аврора Геннадьевна вообще впервые за все годы её жизни поздравила Леру с этим днём, до этого считая его чуть ли не траурным, а её появление на свет – самой большой ошибкой в своей жизни, а значит, и отмечать его нечего, тем более, поздравлять вообще смысла нет, когда впору плакать… Сама Лера была очень счастлива и впервые полюбила свой день рождения. И он даже мог быть самым лучшим днём в её жизни, если бы не Владимир, который все испортил и вверг её в то уныние, в котором она попеременно пребывала вперемешку со счастьем внезапно обретенной любви матери.
– А я не заставляла его приезжать! Он уже два дня телефон обрывает. Достал! Неужели непонятно, что я не хочу иметь с ним ничего общего, русским же языком сказала, что не пойду с ним больше никуда!
Владимир был очень настойчив и отступать не собирался. Бабуля на его стороне, а значит, у него есть все шансы дожать эту упрямую строптивицу и сделать по-своему, иначе сам себя перестанет уважать, что так быстро сдался. Он не собирался сидеть на мотоцикле и бесполезно пялиться на окна её квартиры, тем более, проживающим поблизости соседям явно не понравится, если он до самого вечера будет продолжать газовать на своём чёрном стальном монстре, привлекая к себе в выходной день их всеобщее внимание, да и солнце припекало немилосердно. Поэтому, дождавшись, когда из подъезда выйдет очередной жилец, он проскользнул внутрь, решив на полном серьёзе прорваться к предмету своей страсти. В его руках гордо восседал неизменно огромный букет бело-жёлтых роз для Леры и букет поменьше для более старшего поколения. Чтобы побороть упрямство Валерии, ему понадобится помощь, а кто, как не человек, оказывающий на неё максимальное влияние, может ему в этом помочь?
Собравшись с духом, Владимир потянулся к дверному звонку нужной ему квартиры и приготовился ждать приглашение пройти внутрь помещения и даже, возможно, попить чай с тортом. Ему так хотелось немного позлить эту красивую гордячку, поставив перед фактом, и при помощи бабушки убедить её поехать на запланированное им несколько дней назад свидание, которое она вряд ли когда-нибудь сможет забыть. Но дверь распахнулась, а на пороге оказалась милая нарядная, одетая в самое своё лучшее платье женщина слегка за шестьдесят пять плюс, которую по нынешней моде можно ещё и «девушкой» назвать. Она улыбалась ему доброжелательно и приветливо, в то же самое время шустро осматривая его своими изучающими, проницательными глазами с ног до головы. От её цепкого взгляда не ускользнуло ничего: ни ширина плеч, ни приемлемый для её слишком высокой внучки рост, ни ослепительная улыбка вкупе с природным обаянием, что делало его просто идеальным, причём единственным претендентом в мужья её Валерке, а значит, его срочно надо брать! Поэтому после тщательного осмотра этого просто идеального на ее взгляд кандидата Марья Гавриловна заулыбалась ещё шире и протянула руки, чтобы принять букет цветов, который ей любезно вместе со словами приветствия протянул Кригер.
Мужчина разулся и прошёл внутрь помещения, снял куртку, помыл руки и, одев любезно протянутый фартук, принялся быстро и сноровисто таскать с кухни всю приготовленную снедь, которую хозяйка ловко распределяла по глади круглого стола в центре зала.
– Меня Владимиром зовут, – почему-то с дрожью в голосе сказал он.
– Да знаю я, принц ты яйцеголовый, – ласково улыбнулась она, – а меня Марья Гавриловна. Ты молодец, с характером попался, люблю таких. Смотрю, и настырный к тому же и в делах, и в поступках… Эх, где мои семнадцать лет…, – с размахом шутила она, и Володе однозначно нравилась эта мировая тётка.
Довольно скоро с делами было покончено. Внимание Кригера, разумеется, привлёк как любителя вкусно и сытно поесть обеденный стол, который был завален всеми возможными угощениями на любой, даже самый взыскательный вкус. Конечно, еда едой, но он не за этим сюда явился, надо спешить. А вот что делать со вторым букетом цветов – Владимир не имел понятия. Не мог же он в присутствии бабушки Леры внаглую завалиться к ней в комнату, хотя именно об этом он и мечтал. Перспектива сидеть с ним в обнимку и пить чай в ожидании, пока Валерия соизволит выйти к ним, как-то ему тоже не улыбалась.
– Давай я ей отнесу, – заметив его метания, предложила Марья Гавриловна, взяла с дивана букет и исчезла в недрах коридора.
Это был, на её взгляд, самый оптимальный выход из сложившейся ситуации, чтобы и на Лерку сильно не давить, да и с будущим зятем получше познакомиться, пока внучка там будет в неприступную недотрогу играть.
– Не переживай, Володь, – похлопала она его по плечу, когда вернулась, – все наладится, милые бранятся – только тешатся. Знаю я её, засекай время, не пройдет и пятнадцати минут, как явится. Сейчас лежит и на цветы ноль эмоций, через пару минут начнёт поглядывать, еще через пару подойдёт к столу и станет любоваться, вдыхать их аромат и улыбаться, ещё через пять начнёт бороться с собой и считать на всём, что попадётся на глаза, идти, не идти, а ещё через пять ты увидишь её мнимо недовольное личико вот за этим столом. Что набедокурил-то, говори все бабушке, пособлю, не бойся. Сам понимаешь, в моих интересах её замуж поскорее выдать, да правнуков понянчить, сколько ещё мне Господь отвёл – никто не знает, – напрямую говорила с ним она, что сам Владимир очень ценил и уважал в людях, и желания их в этом плане совершенно совпадали.
Он сам уже не мог дождаться момента, когда они сойдутся вместе и приступят к самому приятному процессу – расширению их семьи. Сам Владимир не стал уж травмировать психику бабушки и подробно рассказывать как, когда, сколько раз в день и в каких позах он будет оплодотворять ее внучку. Но сама Марья Гавриловна уже поняла по одному только внешнему виду и горячему нетерпеливому темпераменту, что Валерке очень повезло с этим Владимиром, удовлетворена будет под завязку, чего ей самой в жизни перепало очень мало, так хоть за внучку теперь порадуется. Она рано стала вдовой и, будучи однолюбкой, никогда и ни с кем больше не вступала в отношения, хотя женихов вокруг всегда было пруд пруди, да и сейчас многие мужчины оказывали ей знаки внимания.
Разлив чай по чашкам, Марья Гавриловна приготовилась слушать, а сам Кригер исповедоваться, как на духу. Такую женщину обманывать нельзя, сразу учует ложь за версту, такая проницательная, словно где-то у нее встроен портативный детектор лжи, а глаза будто рентгеном тебя просвечивают, замечая любые колебания голоса или отвод глаз в сторону, что действительно всегда являлось для Марьи Гавриловны первым признаком лжи или неловких попыток скрыть часть правды.
– Обманул я её, но во благо, – добавил он веский оправдательный аргумент в свою пользу, – хотел оградить от всего плохого, а теперь хоть самому с работы увольняйся. По блату устроили к нам в кризисный центр одну мою давнюю знакомую, у которой… ммм… как бы это вам помягче сказать… – не мог подобрать он слова из уважения к этой милой женщине.
– Клеится, что ли, к тебе, домогается? – сделала правильные выводы бабуля, Кригер только диву давался её прозорливости.
– Что-то типа того…
– И таким, как я понимаю, отказывать нельзя, такая лапа мохнатая?
– В точку, Марья Гавриловна, – громко вздохнул он, так его эта вся ситуация напрягала и не давала жить спокойно.
– Лерка моя, я так понимаю, стала свидетельницей этой неприятной сцены принудительного обольщения на рабочем месте?
Кригер кивнул, заедая грусть-печаль-тоску сначала пельмешками ручной лепки, потом парочкой салатиков, бутербродами, расстегаями с изюмом и курагой, мясной и овощной нарезкой с приличным таким куском торта с белковым кремом, громко шваркая на всю кухню горячим чаем в своём стиле, за что от Леры уже давно получил бы нагоняя, в то время как сама Марья Гавриловна только улыбнулась и сделала вид, что ничего не слышит, продолжая задавать свои наводящие вопросы для прорисовки полной картины происходящих событий в своей голове, и все время как бы невзначай подкладывая ему все новые и новые лакомства…