Границы (не)приличия
Шрифт:
Ему какое дело? Мы раньше никогда не разговаривали.
Я не отвечаю. Выхожу за ворота, подозрительно поглядывая в его сторону. К счастью, здоровяк так и остаётся торчать за забором. Взгляд исподлобья, волосы сальные, морда отёчная. Настоящее пугало! А я ещё удивлялась, почему здесь воронья не бывает.
Неподалёку притормаживает машина. Транспорт здесь зверь редкий, поэтому я уже подумываю направиться к ней, когда подъезжает такси. Вот теперь точно настоящее. С шашечкой.
Обратно доезжаю вся в глубоких раздумьях. Не знаю с
С унитаза! — огрызается организм.
Главное, в машине не тошнило, а стоит кедам ступить во двор, аж ноги потряхивает. Вдобавок соседка — та ещё сорока, пристала как банный лист. Но с ней маленькая внучка, и я в принципе не тороплюсь отвязаться, как обычно это делаю.
Ну прелесть же! И кудри смешные, светлые как у Жана… Точно, Жан! Нужно будет ему позвонить.
Но сперва фаянсовый друг! — сурово напоминает спазм в животе.
Прощаюсь с соседкой, которая продолжает стрекотать мне в спину про газы у своего старого пса, запираю за собой дверь и, не разуваясь, спешу в ванную комнату.
Уже умываясь, едва торможу в себе порыв лизнуть мыло. Смеюсь до колик. Внезапный у нас с Королёвым малыш, что поделать. Весь в папу.
Вытирая лицо, слышу странный скрежет в дверном замке. Бросаю взгляд на часы. Для Стаса рано…
Додумать не получается, потому что скрипит входная дверь.
И по спине холодок проходит какой-то нехороший.
Выглядывая в коридор, я всё ещё убеждаю себя, что это Аня. Могла же её за чем-то послать Анастасия Львовна? Любимая шаль, сборник стихов, я не знаю…
Могла. Но не в этот раз.
— Ну здравствуй, Ася.
У меня дыхание перехватывает от внезапной оторопи. Я безмолвно хватаю ртом воздух, уставившись на… Мишу. Стеклянный, деспотичный взгляд клещами впивается куда-то мне в горло, затягивая удавкой повисшее между нами молчание.
— Что ты тут делаешь? — с каждым словом я отодвигаюсь назад. Ёжусь будто бы от холода, обхватывая себя двумя руками.
— Пришёл за тобой, Ася. Разве не понятно?
Глава 46
— Миша, не дури. Меня будут искать.
Вид жилистых татуированных рук с уродливым шрамом где-то на правом плече будит старательно замятые глубоко внутри воспоминания. Мышцы сковывает оцепенением в точности как тогда, когда мы в последний раз были так же близко, и я отсчитывала свои последние секунды, ощущая спиной сквозняк из распахнутого окна. Чувство, преследовавшее меня ещё долго после побега.
— Брось. Я один тебя искал, — звучит с тенью тихой угрозы. — Годами гонялся за тобой. И, поверь, буду последним, кто тебя нашёл.
— Миш, я не хотела причинять тебе боль. Только защищалась. Правда. Мы тогда оба перешли черту. Я тебя давно простила. Прости и ты меня, — мой голос дрожит, срывается, но сегодня ставка слишком высока. С горем пополам беру себя в руки и неуверенно, с мольбой в осипшем голосе продолжаю: —
Машинально отвожу от лица налипшие волосы, перехватываю на них невменяемый взгляд и понимаю, что дела мои плохи.
А с учётом несвойственной адекватному человеку гримасы, то плохи в квадрате. Потому что тему я затронула опасную, подстёгивающую воспалённый ход его мыслей. Не с того разговор начала. Совсем не с того.
— И чем ты за любовь отплатила? Одни беды от тебя. Пока я загибаюсь, ты тут шикуешь… — он оценивающе оглядывается по сторонам, приближаясь ко мне, неловко замершей у стены. — Твои хоромы?
От него разит ненавистью как никогда. Кожа натянута на вздувшихся жилах, а губы кривятся будто от судорог.
— Мужа, — отступаю, в панике прикидывая, успею ли запереться в своей комнате. По тому как быстро Миша вскрыл входную дверь, выходит, что риск того не стоит. — Он с минуты на минуту будет дома. Уходи сейчас или тебе не поздоровится.
— Тогда нам нужно ускориться, — с рычанием он перехватывает меня за локоть и приставляет к горлу лезвие ножа. — Живо собирай вещички. Прокатимся кое-куда.
У меня душа уходит в пятки. Я знаю эти интонации.
Окно девятого этажа. Ветер. И тихое безумие в голосе.
Всё повторяется.
Дура. Возьми ты себя, наконец в руки. Делай уже что-нибудь!
Коротко выдыхаю сквозь стиснутые зубы и осторожно киваю, давая понять, что выполню всё, как надо. Осталось выяснить, он задумал для меня переезд или просто следы заметает.
В комнате Миша швыряет мне под ноги свой рюкзак.
— Пошевеливайся.
Я сжимаю в кулаке использованный тест, пытаясь сообразить, что делать. Толковых идей не приходит. Зато бестолковых вагон. Например, оставить его в выдвижном ящике, чтобы Стас догадался, что у меня была как минимум одна причина не уходить…
Отстой.
Если сбежать не получится, пусть лучше ненавидит меня, чем оплакивает.
Мы не должны были влюбляться. Не должны были…
Опустив голову, смотрю на свой живот и понимаю, что назвать дитя ошибкой язык не поворачивается. Я буду мамой. Буду! А для этого нужно бороться.
Мутные глаза Миши пасут каждое движение, отслеживают каждый шаг, будто я готовая наброситься гадюка. Хотя кто знает, какой он меня видит в своей протравленной солью фантазии. Тишина между нами накаляется, рождает где-то в глубине тремор, лишающий способности ясно соображать. Мысли нехорошие будит, от которых самой недолго тронуться умом.
Я ж ещё после прошлого раза не совсем целой выпуталась. Когда к порогу смерти подходишь, на многое начинаешь иначе смотреть. И это необратимо. Необходимость выбивать у судьбы каждый прожитый день очерствляет характер. Я бы могла убить. Прямо сейчас. Не задумываясь. И непременно это сделаю, если меня загонят в угол. Теперь, когда во мне бьются два сердца, без вариантов.