Гранит
Шрифт:
— Просить запасные части для резальных и шлифовальных машин.
— Так ведь неделю назад мы получили запчасти. Два контейнера.
— Получить-то получили, но не для этих машин. А у одной — на валу трещина появилась. Завтра и другая может остановиться.
— Как трещина, я только что оттуда?!
— Да так. Вы только ушли...
Григоренко заторопился к телефону.
— Лев Давидович, в чем дело? Почему остановлена резальная машина?
— Нет запасного вала. Да вы лучше с Гамзой поговорите. Он давал
— В чем дело? — сердито спросил Григоренко.
— Инженер по эксплуатации ошибся, Сергей Сергеевич. Не те запчасти заказал.
— Заявку вы подписывали?
— Поверил... и подписал.
— Я отстраняю вас от должности!..
— Как это отстраняете? — удивился Гамза. — На каком основании?
— Слишком долго я тянул с вами. Вы лишь должность занимали. Сами не работали и другим мешали...
— Я буду жаловаться!.. Я...
Григоренко положил трубку.
«Опять план провалился! Ну кто бы мог подумать о такой небрежности, нерадивости. Не те запчасти, видите ли, заказали! Как же теперь в Москву докладывать?»
Григоренко только вчера получил письмо от Шера. Небольшой листок, написанный собственноручно начальником главка: «Вы должны наконец понять: министерству необходима плита. Мы ждем ее от Вас!..»
Григоренко задумался: «Что же делать? Что предпринять?.. Да, остается одно — срочно, как советует Боровик, командировать Файбисовича в Свердловск. Пусть вылетает самолетом...»
Лисяк никогда еще не видел Сабита таким разгневанным. Глаза его широко раскрыты, злые — просто страшные. Скажи что не так — бросится драться. Конечно, Ростислав может дать сдачи... Но их двое, а он один, да и...
— Где Светлана? — спросил Сабит.
— А я откуда знаю, — огрызнулся Ростислав.
— Не знаешь?..
У Сабита были Все основания разгневаться. В конце смены к нему подошла взволнованная женщина и накричала на него так, будто бы он, а не кто другой был во всем виноват. «Найдете вы на своего дружка управу или нет?! — возмущенно выкрикивала женщина. — Ишь какой, поиграл с девушкой и бросил!.. Уехала она... Куда — никому не сказала. В больницу, наверно... Потому и на работу не вышла...»
— Ну что вы, хлопцы, в самом деле. Не бросал я Светлану, — начал оправдываться Лисяк. — Вовсе не обманывал. С чего вы взяли?!
— Тогда бери отгул и поезжай за ней! — поддержал Сабита Тришкин.
— Нету у меня отгулов. И — конец месяца сейчас... Кто меня отпустит?
— Бери бумага. Пиши заявление. С прорабом мы мало-мало договоримся.
Ростислав нехотя оторвал кусок ватмана, долго разрезал его, потом разыскал авторучку.
— Ну, чего писать?
— Он еще спрашивай! Проси два дня за свой счет. А там — суббота, воскресенье...
— Зачем столько? Я и за день управлюсь...
Ростислав и сам уже решил съездить к родителям Светланы. Она, по-видимому, туда уехала. На Черкасщину. Найти бы только такой. До Черкасс не так и далеко. До Золотоноши сто тридцать километров да до Черкасс тридцать. Дорога хорошая — асфальт. А от Черкасс проселком километров двадцать. Так, кажется, говорила Светлана. За сегодня можно успеть.
— У тебя, Македон, деньги есть? — обратился Ростислав к Тришкину.
— С полсотни наскребу.
— Одолжи до зарплаты!
— У тебя что, денег совсем нет?
— Есть, да мало. Послушай, Македон! — воскликнул вдруг Лисяк. — А может, вместе подадимся? Веселей будет.
— Куда?
— Известно, на Черкасщину, больше некуда. На такси. Сегодня же и вернемся.
— Так тебе и поедет такси до Черкасс.
— Ну, попросим, десятку переплатим. Поедет...
Когда подъехали к Загруновке, села не было видно. Сумерки и мрачные, низко бегущие тучи укутали все темнотой.
— Звонари? — переспросил прохожий. — В центре их хата. Три тополя возле нее.
В домике Звонарей горел свет.
— Филипп! — послышался женский голос, как только Ростислав хлопнул дверцей. — Не к нам ли машина?
— Еще чего-нибудь придумай, — ответил мужчина из сеней.
— Да к нам подъехала, тебе говорят.
Лисяк подошел к женщине. В руках у нее было сито. Она стояла в квадрате света, падающего из окна.
«Конечно, это мать Светланы, очень похожа на нее. А какая еще стройная и красивая», — отметил про себя Ростислав.
— Напиться можно?
— Заходите, люди добрые, в хату, — пригласила женщина.
Ростислав и Македон вошли в светлицу. Их сразу обдало неповторимым хлебным духом. Комната большая, а за нею поменьше — спальня. Чисто вокруг, нарядно.
На одном из простенков общая рамка с фотографиями. Рушники с цветастыми петухами. Двери в меньшую комнату полуоткрыты. Но, кроме железной кровати с горою подушек, там ничего не видно. В первой комнате большой стол, накрытый новой — вся в ярких цветах — клеенкой.
Ростислав осушил полную кружку воды. Раз попросил, хочешь не хочешь — пей! Мужчина, по-видимому отец Светланы, развязал кисет.
— Угощайтесь, пожалуйста, самосадом!
Человек, видать, крепкий. Лет за сорок. Прямой и широкий подбородок с глубокой, словно выжженной на нем ямкой, чуть приплюснутый кончик носа, нешироко посаженные глаза, густые русые брови.
«От кого больше унаследовала Светлана, — подумал Ростислав, — от матери или отца? Пожалуй, от матери». Скручивая цигарку, он подошел к фотографиям. Стал их рассматривать. Вот Светлана совсем маленькая, а здесь — уже школьница.
— Издалека вы? — спросила женщина.