Гравилет «Цесаревич» (сборник)
Шрифт:
Юрик вспыхнул. Врач неодобрительно покосилась на него.
– Ну, давайте я вас послушаю.
– Юрочка, выйди, я рубаху подыму, – приказала бабуля. Юрик вышел, притворил дверь. Неужто опять ничего не пропишет, с ненавистью думал он. Прошлый раз бабуля тоже его вытолкала. Что они понимают, говорила она потом. Сопливку пришлют, чтоб отвязаться. У ней парни одни на уме. Ничего не прописала. Молоко, лежать, больничный вот… Не волновать меня велела. Из комнаты донеслись ритмичные долгие выдохи. Юрик подслушивал.
Когда он вбежал в комнату, бабуля, красная, с выпученными глазами, корчилась на диване, вздергивая к подбородку обтянутые одеялом острые колени, а врач, покачивая головой, сосредоточенно строчила, пристроив рецептурный бланк на подлокотнике кресла.
– Напрасно не взяли эритромицин, – проговорила она, не поднимая головы.
– Ч-что?.. – рассеянно переспросил Юрик, подавая столовую ложку с пертуссином. Бабуля вцепилась в нее, сотрясаясь уже беззвучно, полузадохнувшись. Проглотила и, не глядя, ткнула пустую ложку Юрику.
– Напрасно не взяли эритромицин, – резко осуждающим тоном повторила девушка. Юрик обернулся к ней.
– Какой эритромицин?
– Который я выписала в прошлый раз. В легких отчетливые хрипы.
Юрик жгуче покраснел. Недоумение было мгновенным и тут же сменилось ледяной злобой.
– Вы, наверное, помните, что бабуля прошлый раз не позволила мне присутствовать на осмотре, – проговорил он ровно и звонко. – Впоследствии она не дала мне никакого рецепта, передав лишь, что вы велели ее не волновать.
Бабуля завершающе кашлянула и спрятала лицо. Врач медленно повернулась к ней.
– Как же? – беспомощно выговорила она.
Юрик ликовал с каменным лицом.
– Ах, доченька, они у меня такие занятые все, – сорванным голосом запричитала бабуля. – Чувствовала себя бодро, читать по-вашему не умею, решила – неважное… Из-за пустяков-то не по-людски родных людей гонять, внучек у меня сам болящий, да и в университет поступил, не годится мне, старой старухе, надоедать со своими недугами. Доченька опять же в библиотеке допоздна, сынок в рейсах длительных…
Доктор слушала с приоткрытым ртом, у нее были детски обиженные глаза. Она чуть встряхнула головой. Будто дурман отгоняла.
– Я прописала уколы, вот, – она обращалась исключительно к Юрику, чуть заискивающим тоном. – Надо вызвать сестру, она будет ходить ежедневно. Госпитализировать необходимости пока все-таки нет… Или вы хотите? – она повернулась к бабуле. Та страдальчески улыбнулась.
– Кто ж по своей воле к вам пойдет-то! – перевела взгляд на Юрика. – Я не очень уж вас натомила, родненькие? Скажите – уйду…
Сама жертвенность. Ах, сбагрить бы ее туда! Но Юрик помнил, как мама бегала к ней, как возвращалась, убитая транспортной давкой и свиданием. А вон к той, нескончаемо перечисляла бабуля, совсем уж к развалине, и дочка, и двое внуков каждый божий день ходят, такие приличные ребятки и женщина видная – любят… А выписавшись, допрашивала Юрика: матка-то домой вовремя приходит? Не гуляет?
– Бабуля, разве ты способна утомить?
– Видишь, доченька. За мной присмотрят тут.
– Вот и хорошо. Юрик, смотри. Еще таблетки, – она опять повернулась к Юрику, стала подробно объяснять, водя пальцем по строчкам рецептов. Объяснила. Встала.
– До свидания.
Юрик проводил врача до двери и, поразмыслив, стал одеваться в аптеку. Откладывать не стоило.
– Не годится тебе, внучек, – глухо, как из гроба, прозвучал бабулин голос за закрытой дверью.
Юрик вошел.
– Что это еще мне не годится?
– Как старой старухе доносить на бабулю-то. Совестно должно быть срамить родного человека перед чужими…
Что-то полыхнуло и рухнуло. Выдержка отлетела, как пух, под исступленным порывом животной ненависти.
– Ах, это мне совестно?! – завопил Юрик, чуть присев. Бабуля слабо ахнула от неожиданного крика и стала изображать сердечный приступ, но это действовало лишь на маму. – Ты… ты!..
– Да не кричи на весь-то дом! Я по-ихнему читать не умею!
– Могла дать мне, в аптеке бы разобрались!
– От экзаменов не хотела отвлекать…
– Я уже неделю как сдал все!
Зачем же я отвечаю, мелькнуло в голове Юрика, ведь она же все врет…
– Разве ты мне рассказываешь, что когда сдал? Матке только, со старой старухой вам и поговорить некогда, словечком перемолвиться зазорно кажется…
– Сказала бы маме!
– С ней разве столкуешься?
Юрик опять задохнулся, и несколько секунд не мог вымолвить ни слова. У него плыли круги перед глазами.
– Да как… поче… Она тебе когда-нибудь отказывала? Хоть в чем-то?! Да как у тебя язык!..
– Перестань же кричать, – взмолилась бабуля, хватаясь за виски, – голова лопнет! Всем соседям сообщаешь! И так уж косятся – каждый, мол, день у вас ругань да скандал, выживаете старуху!.. У меня от таблеток от этих, может, печень болит.
– Чего ж ты врачу не сказала! Зачем говоришь это мне, а не ей?!
– Что ж ей все-то рассказывать? Она мне человек чужой.
Юрик еще раз задохнулся, у него стискивались кулаки.
– Это только ты у нас чужим людям про семью все выбалтываешь… А куда это ты собрался? – подозрительно спросила бабуля, лишь теперь заметив, как он одет.
– В аптеку! – заорал Юрик. – Тебе прописали уколы!
– Нет! – завизжала бабуля и стала выпрастываться из-под одеяла. – Не надо уколов, на работу пойду.