Гравилет «Цесаревич» (сборник)
Шрифт:
Сашка даже остановился. Посмотрел на Диму с бесконечным презрением.
– Эх ты, тютя, – сказал он потом. – Да какой же ты художник, если такую чепуху лепишь?
Дима смущенно улыбнулся и пожал плечами.
– Ну, какой… – достал блокнот и карандаш. Пристроившись на парапете, он несколькими поспешными штрихами размашисто изобразил ракетоносец под клубящимся небом. Чуть накренившись, серый титан пахал буйные валы. Кипящий бурун вполоборота Дима только
Сашка снисходительно глянул и, напрягшись, замер. Долго изучал. Потом медленно поднял глаза.
– Что? – испугался Дима.
– Сволочь… – пробормотал Сашка. – Мы эти штуки каждый день видим… впятером, всемером малюем для стенгазеты, по часу сидим… Ведь ты же даже не знаешь, что в этой надстройке, мог и так, и этак нарисовать… – он почиркал пальцем. Дима всмотрелся, пытаясь угадать за мельканием ногтя линии.
– Так некрасиво, – ответил он нерешительно. – Я ведь на глазок.
– Красиво, некрасиво… – проворчал Сашка. – Критерий нашел. Ты на Тихом-то бывал хоть раз? В Охотском выходил?
– Ясно дело, нет. На какие шиши?
– Ну, вот. Слушай… Дай мне это.
– Да бога ради! – обрадовался Дима. – Что, понравилось?
– Понравилось… – буркнул Сашка с непонятной интонацией и осторожно спрятал набросок в карман кителя, перегнув листок пополам.
– А хочешь, – неожиданно для себя вдруг спросил Дима, – пойдем ко мне, я настоящие свои штуки покажу, а? – у него даже голос дрогнул.
– Не-е, – Сашка поскучнел, отвел глаза. – Ну их, Дим. Как-то даже… – он чуть пожал плечами.
– Нет, я просто так, – поспешно сказал Дима. – А, кстати, что в той надстройке-то? Чего ты удивился?
Сашка очнулся.
– Неважно, – голос его приобрел прежнюю напористость. – Знаю я вас, эстетов. Сейчас советский крейсер рисуешь, а завтра дернул в Израиль понимания искать.
Дима засмеялся.
– Сашка! Ну кому я в Израиле нужен!
– Не скажи, не скажи. Талантливых русских они, если сразу уничтожить не смогли, к себе перетягивают. А вы и рады…
– Ну откуда ты так хорошо эстетов знаешь? – мирно спросил Дима.
Сашка вдруг широко улыбнулся и сразу стал на какой-то миг похож на себя прежнего.
– Ладно, – сказал он, – шучу. Давай-ка тему сменим. Не привык я, что друзья из другого департамента, все время дергаюсь.
– А ты не дергайся. Я же не дергаюсь. Из другого, так из другого – все равно же друзья.
– Сладко поешь… Но ведь тебе-то чего дергаться? Нос мертвый…
Дима засмеялся, и Сашка засмеялся тоже.
– Нам тут, знаешь, – сказал Сашка, – на политзанятиях хохму рассказали. Кто-то там у них из Гэллапа дал всяким почитать кусок из их же Декларации независимости. Ну, что каждый человек наделен всякими там правами… Но не говорил, откуда взято, а просил самих догадаться. Так все ответили, что это из марксистских документов, и не согласились! С собственной же основополагающей концепцией! Во дожили они, а?
– Я что-то слышал об этом… Кстати, – оживился Дима, – могу тут же предложить встречный эксперимент. Слушай!
– Э, э! Надо мной эксперименты…
– Да это не больно, – Дима прищурился, взглянул на дымное небо, припоминая. – «Каждый художник, каждый, кто себя таковым считает, имеет право творить свободно, согласно своему идеалу, независимо ни от чего.» Кто мог такое сказать, как по-твоему? Из очень известных, сразу говорю.
Сашка нахмурился. Он чувствовал подвох, но распознать его не мог. Смысл цитаты был для него однозначным.
– Чьи… – пробормотал он. – Речи такие, в общем, эстетские. Как его – за кордон-то дернул зимой, в газетах много писали…
– Холодно, – ответил Дима. – Не угадал, – достал блокнот, полистал. – А вот это? «Жизнь, отраженная в произведениях литературы и искусства, может и должна выглядеть возвышеннее, ярче, концентрированнее, типичнее и идеальнее, а значит, и более всеобъемлющей, чем обыденная действительность.»
Сашка поджал губы.
– Ну и что? – спросил он.
– Чье это? Человек тебе наверняка известный.
– Да я откуда знаю? Критик… что я их, помнить должен, что ли? Мне своих дел хватает!
– Да я же, в конце концов, не фамилию требую, – Дима спрятал блокнот. Игра надоела ему. Встреча не помогла. Напротив. На какие-то полчаса она отвлекла от боли, но полчаса прошли. Сашка стал далеким-далеким. Разговор с ним стал таким же унизительным, как с Нею.
– Ну, говорю – критик.
– Ты-то с этим критиком согласен? Или нет?
Сашка потер щеку.
– Черт, ну что из-за фразы одной пристал? Бред какой-то… Повтори.
Дима опять нашел цитату, повторил. Сашка утвердительно кивал почти после каждого слова.
– Наш критик, – сказал он, когда Дима закончил. – Все верно, не подкопаешься. Обыденную действительность я в рот пихал. Во всяком случае, я так тебе объясню, – его голос все больше наливался уверенностью. – В первой цитате есть слова «имеет право». Значит, что-то диссидентское, хоть режь меня. А во второй – указание. Сказано: «должна». Значит, что-то наше. Логично?