Гражданин, политик, воин
Шрифт:
Масуд во время наших бесед всегда очень заинтересованно и детально расспрашивал меня о жизни в Советском Союзе. Особенно его интересовали вопросы: “В каких условиях живут простые люди?”, “Какие отношения складываются между гражданами?”, “В каком положении находятся старики и женщины?”, “Как народ относится к руководителям страны?”, “Как обстоят дела в отношении религии?” и многое другое. Я как мог рассказывал ему о всех сторонах жизни в Советском Союзе, так как сохранил о годах учебе во Фрунзе самые благоприятные воспоминания.
Масуд живо интересовался военной тематикой, в центре его внимания была организация и ведение оборонительных действий, возведение оборонительных укреплений и сооружений. “Панджшерский лев” не проходил специальной военной подготовки, но очень много читал книг по военному искусству
Определенное влияние на Масуда оказывали семейные военные традиции. Отец Масуда был кадровым военным, получил чин полковника еще в королевской армии при Захир Шахе. Он часто менял место службы, поэтому воспитанием сына в большей степени занималась мать. Может быть, по этой причине Масуд пошел сначала учиться по гражданской линии. Во времена “джихада” Масуду пришлось усиленно заниматься военным самообразованием. Он не упускал ни одного шанса, чтобы не углубить свои знания в военном деле. До поступления в Политехнический институт он закончил в Кабуле французский лицей, был знаком с историей Франции, знал и очень ценил ее военного лидера Шарля де Голля, поэтому специально заказывал его мемуары, книги по военному искусству. Изучал он труды и опыт других видных полководцев, включая советских военачальников и командиров партизанских соединений времен Второй мировой войны. Систематизировав знания, Масуд передавал их своим ближайшим помощникам и полевым командирам, проводил занятия с рядовыми моджахедами».
В июле 1985 года при проведении операции в Панджшере, в тот момент, когда отряд обеспечения движения одного из полков 108-й дивизии подошел к входу в ущелье (12 км севернее Руха), на волне советских радиостанций в эфир вышел незнакомый корреспондент, назвавшийся Костей бородатым. Он предупредил: нельзя двигаться дальше камня, установленного на обочине дороги, ее заминировали, а он будет вести огонь по тем, кто попытается ее разминировать... Приняв во внимание это предупреждение, вперед выслали боевую машину разграждения (БМР). Но как только она миновала указанную отметку, мощный взрыв потряс горы, а БМР (30 т) отбросило метров на пятнадцать в сторону. Экипаж и командир роты погибли. Видимо, был заложен фугас.
Последующие попытки преодолеть этот участок натыкались на хорошо организованный огонь моджахедов. Особенно искусно велась стрельба из пулемета ДШК по смотровым приборам бронемашин, которые вскоре все были выбиты. Костя бородатый еще не раз выходил в эфир, с бахвальством заявляя: «Я же предупреждал, чтобы не лезли дальше камня».
Из воспоминаний заместителя командующего 40-й армией по вооружению полковника С.А.Маева: «Операция в Панджшере в июле 1985 года была первой моей боевой операцией. Она была очень тяжелой, одной из самых кровопролитных в истории афганской войны. Противником нашим был знаменитый Ахмад Шах Масуд. Руководил проведением операции генерал-майор В.П.Дубынин. Он вел себя очень уверенно и по-военному азартно.
В одном месте Панджшер пересекает глубокое ущелье, образуя своеобразный перекресток. Так вот на этом месте засел снайпер, бывший наш солдат, который оказался на стороне моджахедов. Прозвали его почему-то Костей бородатым. Он прятался в пещере на совершенно отвесной скале и простреливал весь перекресток. Когда пошли танки, снайпер стал бить по их смотровым приборам. За тридцать секунд он успевал сделать около десятка выстрелов, затем прятался в щель, а на скале этих щелей — море. Танки “слепли”, и нам приходилось снова и снова доставлять для них вертолетами новые смотровые приборы. Вот мы и застряли на этом проклятом перекрестке на несколько суток — не могли его пройти!
По приказу генерала Дубынина на рассвете мы выставили на перекресток танк-приманку, чтобы снайпер раскрыл себя. Надо ведь было засечь, из какой пещеры он работает! А в стороне, на расстоянии прямого выстрела, замаскировали другой танк, который в этот момент и срезал бы Костю бородатого прямой наводкой.
Тут вся сложность заключалась в том, чтобы в очень узком месте ущелья найти такую позицию, с которой угол подъема пушки танка позволил бы ударить по снайперу, засевшему высоко в горах. Это мог сделать только высокий профессионал. А Виктор Петрович Дубынин и был настоящим профессионалом: он мог не только руководить войсками, но и дать фору любому наводчику орудия, что неоднократно демонстрировал в бою. Не стал исключением и этот случай».
После этого танки прошли перекресток и смогли поддержать огнем мотострелков, так как сама же оборонительная позиция моджахедов была оборудована мастерски, малоуязвима и с земли, и с воздуха. Она пала только после того, как удалось вывести танки на прямую наводку, поразив пещеры и норы, откуда велся огонь.
Легенда о Косте бородатом в 40-й армии то затухала, то возрождалась вновь. По воспоминаниям десантников 103-й воздушно-десантной дивизии, этот парень якобы сбежал в 1983-м, попал под опеку Ахмад Шаха Масуда и стал воевать в рядах моджахедов против советских войск. Говорили, что он превосходил остальных моджахедов физической силой, выносливостью, боевыми качествами. И ему якобы Ахмад Шах лично поручал наиболее сложные и опасные задания. Фамилия и дальнейшая судьба Кости бородатого остались неизвестными. В интервью корреспонденту «Совершенно секретно» Михаилу Маркелову в 1997 году Ахмад Шах говорил, что в его ближайшем окружении, и даже в числе его телохранителей, был советский солдат, принявший исламское имя Исламуддин и ставший одним из моджахедов; после вывода советских войск он пожелал вернуться в Россию, и Масуд не стал его удерживать. Правда, как позже стало известно, этого солдата раньше звали Николай Быстров. Ему слово: «Я родился в Краснодарском крае в 1964 году. После окончания средней школы, весной 1982 года, был призван на срочную службу в армию. В течение полугода прошел подготовку в учебной воинской части, а затем был направлен в Афганистан. Службу проходил в батальоне охраны на авиабазе “Баграм”.
К 1983 году большая территория авиабазы нашими войсками была целиком освоена, быт в основном был налажен, в армейском смысле, конечно. Особых тягот и лишений я, выросший в трудовой семье, не испытывал. Но однажды трагический случай резко перевернул всю мою жизнь.
С двумя сослуживцами мы решили слегка разнообразить в общем-то не радующий разносолами солдатский стол. Фамилии их я, к сожалению, уже не помню. Втроем мы пошли раздобыть свежей зелени для приправы в соседний кишлак. Там мы обратились к знакомому дехканину, который уже не раз продавал нам продукты. Купили у него зелень и собрались было уходить, а он посоветовал нам идти другой дорогой, сказав, что на прежней тропе на нас могут напасть моджахеды. Мы последовали его совету и пошли по указанному пути, там и попали в засаду моджахедов. Они открыли по нам огонь. Мы залегли и стали отстреливаться из автоматов. В бою один из солдат, который лежал справа от меня и стрелял из автомата, вдруг громко вскрикнул, а потом затих. Второго тяжело ранили в ногу, двигаться он не мог, и моджахеды его потом застрелили. Я тоже почувствовал боль в руке, но отстреливался до тех пор, пока не кончились патроны. Моджахеды окружили меня, а затем навалились все разом. Так я оказался у них в плену. Было мне в то время 19 лет.
Моджахеды привели меня в какой-то кишлак и закрыли в одном из домов, откуда первой же ночью я попытался бежать. Наружная дверь была закрыта, я с трудом выбрался через небольшое окно под потолком и свалился во двор, пересек его, перевалил через высоченный глинобитный дувал и… оказался во дворе другого дома с еще более высокими стенами. Там меня снова схватили охранники. Убивать не стали, но побили изрядно. Двинули прикладом по зубам так, что десна опухли, и зубы через некоторое время все повыпадали. Видите, пришлось вставлять металические.
В кишлаке меня держали примерно пять суток, а потом куда-то повели. Не знаю, почему нас тогда не искали наши командиры. Может быть, нашли трупы других солдат и посчитали, что я тоже погиб. Несколько дней меня вели по горам, как позже я узнал в панджшерскую долину. По дороге меня переодели в национальную афганскую одежду, чтобы я не привлекал внимания. Однажды, пересекая дорогу неподалеку от Чарикара, мы наткнулись на наш подвижный дозор. Я видел, что солдаты сидели возле БМП и вскрывали банки с кашей. У меня перехватило дыхание, я хотел броситься к ним, но охранники тоже не дремали, один из них больно ударил меня по ребрам, упер в спину ствол автомата и что-то негромко сказал. У меня будто бы ком в горле застрял и закипели слезы, но что я мог тогда сделать в окружении четырех вооруженных моджахедов?.