В тексте сохранены особенности авторской орфографии и пунктуации
Песня ветерана защиты Белого дома 1991 года
З. В. Емелиной
Налейте мне, граждане, рюмку вина,Но только ни слова о бабах,Ведь мне изменила гадюка-жена,Пока я был на баррикадах.Не пуля спецназа сразила меня,Не палка омоновца сбила,А эта зараза средь белого дняВзяла да и мне изменила.В то хмурое утро, когда этот сбродНагнал в Москву танков и страху,Я понял, что мой наступает черед,И чистую вынул рубаху.Я понял, что участь моя решена,Сказал я: «Прощай!» своей Зине.Она же лежала, как лебедь, нежна,На жаркой простершись перине.А к Белому дому сходился народ.Какие там были ребята!Кто тащит бревно, кто трубу волочет,Оружие пролетарьята.Баррикады росли, и металл скрежетал,И делали бомбы умельцы.Взобрался на танк и Указ зачиталБорис Николаевич Ельцин.Мы нашу позицию заняли там,Где надо, согласно приказа,Бесплатно бинты выдавалися намИ старые противогазы.Мы все, как один, здесь, ребята, умрем,Но так меж собой порешили —Ни шагу назад! За спиной Белый дом —Парламент свободной России.Мы цепи сомкнули, мы встали в заслон,Мы за руки взяли друг друга.Давай выводи свой кровавый ОМОН,Плешивая гадина Пуго.В дождливой, тревожной московской ночиКостры до рассвета горели.Здесь были казаки, и были врачи,И многие были евреи.Но встал над толпой и, взмахнувши рукой,Среди тишины напряженнойНародный герой, авиатор РуцкойСказал сообщенье с балкона.Сказал, что настал переломный момент,Что нынче живым и здоровымИз Крыма в Москву привезен президент,Подлец же Крючков арестован.Он здесь замолчал, чтобы дух перевесть,Послышались радости крики.А кончил словами: «Россия, мол, естьИ будет навеки великой!»Пока я там жизнью своей рисковал,Боролся за правое дело,Супругу мою обнимал-целовалЕе замначальник отдела.Он долго ее обнимал-целовал,Он мял ее белое платье,А на ухо ей обещанья шептал,Сулил повышенье в зарплате.Покуда я смерти смотрелся в лицоБесстрашно, как узник у стенки,С таким вот развратником и подлецомЖена задирала коленки.Я там трое суток стоял, словно лев,Не спал и почти не обедал,Домой проходя мимо здания СЭВ,Я принял стакан за победу.Победа пришла, вся страна кверху дном,У власти стоят демократы.А мне же достался похмельный синдромДа триста целковых в зарплату.
Баллада
о белокурой пряди и автобусном круге
За пустынной промзоной,Где лишь пух в тополях,Рос парнишка смышленыйВ белокурых кудрях.Со шпаной на задворкахНе курил он траву,Получал он пятеркиУ себя в ПТУ.Он в компании сквернойГорькой водки не пил.Рядом с девушкой вернойВечера проводил,С той, что под тополямиТак любила ласкать,Забавляясь кудрями,Белокурую прядь.Над автобусным кругомРасцветала весна,На свидание с другомТоропилась она.Ждет в назначенный час он,А кудрей-то и нет.За арийскую расуСтал парнишка скинхед.И, предчувствуя беды,Сердце сжалось в груди —Если парень в скинхедах,Значит, счастья не жди.И последние силыВсе собрав изнутри,Она тихо спросила:«Где же кудри твои?»И ответил ей парень,Пряча горькую грусть:«Да мы тут с пацанамиПоднялися за Русь.Разогнули колена,Мы готовы на смерть.В своем доме нацменовСил нет больше терпеть.Все купили за взятки.Посмотри: у когоВсе ларьки и палатки,АЗС, СТО?Но они пожалеют,Что обидели нас.И запомнят евреи,И узнает Кавказ.Есть и в русском народеКровь, и почва, и честь,Blood and Honour und Boden,И White Power есть».И в глазах у подругиПочернел белый свет.Стиснув тонкие руки,Прошептала в ответ:«Зачем белая силаМне, такой молодой?Не хочу за РоссиюОставаться вдовой.Если я надоела,Так иди умирайЗа арийское дело,За нордический край».И парнишка все понялИ, идя умирать,Протянул ей в ладониБелокурую прядь.А как тверже металлаОн ступил за порог,Вслед она прошептала:«Береги тебя Бог».А сама позабылаСвоего паренька,Вышла за Исмаила,За владельца ларька.Над автобусным кругомВетер плачет по ком?Вся прощалась округаС молодым пареньком.В роковую минутуБог его не сберег.Сталью в сердце проткнутый,На асфальт он полег.В башмаках со шнуровкойВот лежит он в гробу,В кельтских татуировкахИ с молитвой на лбу.А тихонько в сторонке,Словно саван бледна,Пряча слезы, девчонкаС ним прощалась одна.От людей она знала,Что парнишку убил,Размахнувшись кинжалом,Ее муж Исмаил.И глядела в могилу,Дрожь не в силах унять,А в руках теребилаБелокурую прядь.Над автобусным кругомСобрались облака.Добралася подругаДо родного ларька.Голос слышала мужа,Не спросила: «Открой».А приперла снаружиДверь стальною трубой.И минут через десять,Как соломенный стог,Запылал зло и веселоПромтоварный ларек.Заливать было поздно,А рассеялся дым —Исмаил был опознанПо зубам золотым.Ветер тайн не просвищет,След собакам не взять,Но нашли на кострищеБелокурую прядь.Увозили девчонку,Все рыдали ей вслед.На запястьях защелкнутБелой стали браслет.Снятый предохранительДа платочек по лоб.Никогда не увидетьЕй родимых хрущоб…Сколько лет миновало,Парни водят подруг,Как ни в чем не бывало,На автобусный круг.И смеются ребята,Им совсем невдомек,Что стоял здесь когда-тоПромтоварный ларек.
Городской романс
Стоит напротив лестницыКоммерческий ларек.В нем до рассвета светитсяПризывный огонек.Там днем и ночью разныеНапитки продают:Ликеры ананасныеИ шведский «Абсолют».Там виски есть шотландское,Там есть коньяк «Мартель»,«Текила» мексиканская,Израильский «Кармель».Среди заморской сволочиПочти что не видна,Бутылка русской водочкиСтоит в углу одна.Стоит скромна, как сосенка,Средь диких орхидей,И этикетка косенькоПриклеена на ней.Стоит, как в бане девочка,Глазенки опустив,И стоит в общем мелочи,Ивановский разлив.Надежда человечестваСтоит и ждет меня,Сладка, как дым отечества,Крепка, словно броня.Стоит, скрывая силушку,Являя кроткий нрав.Вот так и ты, Россиюшка,Стоишь в пиру держав.Ославлена, ограблена,Оставлена врагу.Душа моя растравлена,Я больше не могу.Пойду я ближе к полночиВ коммерческий ларек,Возьму бутылку водочкиИ сникерса брусок.Я выпью русской водочкиЗа проданную Русь,Занюхаю я корочкойИ горько прослезюсь.Я пью с душевной негоюЗа память тех деньков,Когда в России не былоКоммерческих ларьков.Когда сама историяУспех сулила нам,Когда колбаска стоилаДва двадцать килограмм.Давно бы я повесился,Я сердцем изнемог,Но есть напротив лестницыКоммерческий ларек.
История с географией
Великой Родины сыны,Мы путешествовали редко.Я географию страныУчил по винным этикеткам.Лишь край граненого стаканаМоих сухих коснется уст,От Бреста и до МагаданаЯ вспомню Родину на вкус.Пусть никогда я не был там,Где берег Балтики туманен.Зато я рижский пил бальзамИ пил эстонский «Вана Таллинн».В тревожной Западной ДвинеЯ не тонул, держа винтовку,Но так приятно вспомнить мнеПро белорусскую «Зубровку».И так досадно мне, хоть плачь,Что отделилась Украина,А с ней «Горилка», «Спотыкач»И Крыма всяческие вина.Цыгане шумною толпоюВ Молдове не гадали мне.Мне помогали с перепоюПортвейн «Молдавский», «Каберне».И пусть в пустыне ДагестанаЯ не лежал недвижим, ноЯ видел силуэт баранаНа этикетках «Дагвино».Пускай я не был в той стране,Пусть я всю жизнь прожил в России,Не пей, красавица, при мнеТы вина Грузии сухие.Сейчас в газетных номерахЧитаю боевые сводки.А раньше пил я «Карабах»Для лакировки, после водки.Хоть там сейчас царит исламИ чтут Коран благоговейно,Но лично для меня «Агдам»Был и останется портвейном.Да, не бывал я ни хераВ долинах среднеазиатских,Но я попью вина «Сахра»,И век бы там не появляться.Я географию державыУзнал благодаря вину,Но в чем-то были мы не правы,Поскольку пропили страну.Идет война, гремят восстанья,Горят дома, несут гробы.Вокруг меняются названья,Границы, флаги и гербы.Теперь я выпиваю редко,И цены мне не по плечу,Зато по винным этикеткамСейчас историю учу.
Последний гудок
Не бил барабан перед смутным полком,Когда мы вождя хоронили,И труп с разрывающим душу гудкомМы в тело земли опустили.Серели шинели, краснела звезда,Синели кремлевские ели.Заводы, машины, суда, поездаГудели, гудели, гудели.Молчала толпа, но хрустела едваЗемля, принимавшая тело.Больная с похмелья моя головаГудела, гудела, гудела.Каракуль папах и седин серебро…Оратор сказал, утешая:«Осталось, мол, верное политбюро,Дружина его удалая».Народ перенес эту скорбную весть,Печально и дружно балдея.По слову апостола не было здесьНи эллина, ни иудея.Не знала планета подобной страны,Где надо для жизни так мало,Где все перед выпивкой были равныОт грузчика до адмирала.Вся новая общность – советский народГудел от Москвы до окраин.Гудели евреи, их близок исходДомой, в государство Израиль.Кавказ благодатный, веселая пьянь:Абхазы, армяне, грузины…Гудел не от взрывов ракет «Алазань»Вином Алазанской долины.Еще наплевав на священный Коран,Не зная законов Аллаха,Широко шагающий АзербайджанГудел заодно с Карабахом.Гудела Молдова. Не так уж давноОн правил в ней долгие годы.И здесь скоро кровь, а совсем не виноОкрасит днестровские воды.Но чувствовал каждый, что близок предел,Глотая крепленое зелье.Подбитый КАМАЗ на Саланге гуделИ ветер в афганских ущельях.Ревели турбины на МИГах и ТУ,Свистело холодное пламя.Гудели упершиеся в пустотуПромерзшие рельсы на БАМе.Шипели глушилки, молчали АЭС.Их время приходит взрываться.Гудели ракеты, им скоро под пресс,Защита страны СС-20.Над ним пол-Европы смиренно склонитСоюзников братские флаги,Но скоро другая толпа загудитНа стогнах Берлина и Праги.Свой факел успел передать он другим.Сурово, как два монумента,Отмечены лица клеймом роковым,Стояли Андропов с Черненко.Не зная, что скоро такой же конвойПроводит к могильному входуИх, жертвою павших в борьбе роковой,Любви безответной к народу.Лишь рвалось, металось, кричало: «Беда!»Ослепшее красное знамя,О том, что уходит сейчас навсегда,Не зная, не зная, не зная.Пришла пятилетка больших похорон,Повеяло дымом свободы.И каркала черная стая воронНад площадью полной народа.Все лица сливались, как будто во сне,И только невидимый палецЧертил на кровавой кремлевской стенеСлова Мене, Текел и Фарес.
* * *
С тех пор беспрерывно я плачу и пьюИ вижу венки и медали.Не Брежнева тело, а юность моюВы мокрой землей закидали.Я вижу огромный разрушенный домИ бюст на забытой могиле.Не бил барабан перед смутным полком,Когда мы вождя хоронили.
Смерть бригадира
На дальнем московском объекте,Где краны, забор да сортир,Средь бела дня, верьте – не верьте,Однажды пропал бригадир.Случиться такому ведь надо!Он был полон сил и здоров.Угрюмо молчала бригада.Мелькали фуражки ментов.Вполголоса шли разговоры.С утра еще был он живой.Растерянный доктор со скоройСедою качал головой.Фундамент огромного зданья,Железные бабки копров.Сбирал лейтенант показанья,На стройке искал фраеров.Володька, с КАМАЗа водитель,Сказал: «Здесь концов не найдешь…»И масляной ветошью вытерБлестящий бульдозера нож.«Слезами глаза мои пухнут.Он был как отец нам и брат,Ходил в лакированных туфлях,Под мышкой носил дипломат.Отправил однажды бульдозерХалтурить, подделав наряд,Налил всей бригаде по дозе,А деньги сложил в дипломат.И вот получил он награду,Не знаю, как вышло уж так —Зачем не делился с бригадой?Почто обижал работяг?»Солдаты для следственной группыЛопатили тонны земли,Искали останки от трупа,Да так ничего не нашли.Нашли они следственной группе,Где сваи из грунта торчат,Один лакированный туфельДа черный портфель-дипломат.А Леха – Володькин брательник,Прошедший Сургут, Самотлор,Он ватник накинул на тельник,Сказал, закурив «Беломор»:«Начальник, молчи об народе.Тебе ль за народ говорить.Народ, как в семнадцатом годе,Сумеет себя защитить!»…На дальнем московском объекте,Где ямы, бетон да тоска,На память безвременной смертиЗаделана в цоколь доска.
тюрьма.Из леса выходитБравый атаман,Девицу уводитВ полночь и туман.Спит пятиэтажка,В окнах ни огня,Будет тебе страшноВ жизни без меня.Из леса выходитСеренький волчок,На стене выводитСвастики значок.Господи, мой боже!Весь ты, как на грех,Вял и заторможен,В школе хуже всех.Ростом ты короткий,Весом ты птенец.Много дрянной водкиВыпил твой отец.Спи, сынок, спокойно,Не стыдись ребят,Есть на малохольныхРайвоенкомат.Родине ты нужен,Родина зовет.Над горами кружитЧерный вертолет.Среди рваной стали,Выжженной травыТруп без гениталийИ без головы.Русские солдаты,Где башка, где член?Рослый, бородатый,Скалится чечен.Редкий русый волос,Мордочки мышей.Сколько полегло вас,Дети алкашей,Дети безработных,Конченых совков,Сколько рот пехотных,Танковых полков…Торжество в народе,Заключают мир,Из леса выходитПьяный дезертир.Не ревет тревога,Не берут менты.Подожди немного,Отдохнешь и ты…Что не спишь упрямо?Ищешь – кто же прав?Почитай мне, мама,Перед сном «Майн Кампф».Сладким и паленымПахнут те листы.Красные знамена,Черные кресты.Твой отец рабочий,Этот город твой.Звон хрустальной ночиБродит над Москвой.Кровь на тротуарыПросится давно.Ну, где ваши бары?Банки, казино?Модные повесы,Частный капитал,Все, кто в мерседесахГрязью обдавал.Все телегерои,Баловни Москвы,Всех вниз головоюВ вонючие рвы.Кто вписался в рынок,Кто звезда попсы,Всех примет суглинокСредней полосы…Но запомни, милый,В сон победных днейЕсть на силу силаИ всегда сильней.И по вам тоскуетЛипкая земля,Повезет – так пуля,Если нет – петля.Торжество в народе,Победил прогресс,Из леса выходитНюрнбергский процесс.Выбьют табуретку,Заскрипит консоль.Как тебе все это?Вытерпишь ли боль?Только крикнешь в воздух:«Что ж ты, командир?Для кого ты создалСвой огромный мир?Грацию оленей,Джунгли, полюса,Женские колени,Мачты, паруса?»Сомкнутые веки,Выси, облака.Воды, броды, реки,Годы и века.Где он, тот, что вродеУмер и воскрес?Из леса выходитИли входит в лес?
Осень на Заречной улице
Уж не придет весна, я знаю.Навеки осень надо мной.И даже улица роднаяСовсем мне стала неродной.Среди моих пятиэтажек,Где я прожил недолгий век,Стоят мудилы в камуфляжеИ сторожат какой-то Bank.Как поздней осенью поганкиМелькают шляпками в траве,Повырастали эти банкиПо затаившейся Москве.Сбылися планы Тель-Авива.Мы пережили тяжкий шок.И где была палатка «Пиво»,Там вырос магазин Night Shop.И пусть теснятся на витринеРазличных водок до фига,Мне водка в этом магазинеВ любое время дорога.Смотрю в блестящие витриныНа этикетки, ярлычки.Сильнее, чем от атропина,Мои расширены зрачки.Глаза б мои на вас ослепли,Обида скулы мне свела,Зато стучат в соседней церкви,Как по башке, в колокола.И я спрошу тебя, Спаситель,Висящий в храме на стене:«По ком вы в колокол звоните?Звоните в колокол по мне!»По мне невеста не заплачет,Пора кончать эту фигню.Не знаю – так или иначе,Но скоро адрес я сменю.Зарежут пьяные подростки,Иммунодефицит заест,И здесь на этом перекресткеЗадавит белый мерседес.На окровавленном асфальтеРазмажусь я, красив и юн,Но вы меня не отпевайте,Не тычьте свечки на канун.Без сожаленья, без усилья,Не взяв за это ни рубля,Меня своей епитрахильюНакроет мать сыра земля.Кончаю так – идите в жопу,Владейте улицей моей,Пооткрывайте здесь найт-шопов,Секс-шопов, банков и церквей.
Баллада о белых колготках
В Чечне, в отдаленном районе,Где стычкам не видно конца,Служили в одном батальонеДва друга, два храбрых бойца.Один был седой, лысоватый,Видавший и небо, и ад.Его уважали ребята,Он был в батальоне комбат.Другой лет на двадцать моложе,Красив был, как юный Амур,Любимцем солдат был он тоже,Певун, озорник, балагур.Однажды пошли на заданьеВесной, когда горы в цвету,Отряд получил приказанье —Соседнюю взять высоту.Вот пуля врага пролетела,Послышался стон среди скал,И рухнуло мертвое тело —То младший товарищ упал.Десантники взяли высотку,Чечены на юг отошли,И снайпершу в белых колготкахБойцы на КП привели.Была она стройной блондинкой,На спину спускалась коса,Блестели, как звонкие льдинки,Ее голубые глаза.Комбат посмотрел и заплакал,И нам он в слезах рассказал:«Когда-то студентом филфакаЯ в Юрмале все отдыхал.Ах, годы мои молодые,Как много воды утекло.И девушка с именем ВияНочами стучалась в стекло.Был счастия месяц короткий,Как сладко о нем вспоминать.В таких же вот белых колготкахВалил я ее на кровать.Неловким, влюбленным студентомЯ был с ней застенчив и тих.Она с прибалтийским акцентомСтонала в объятьях моих.Ты думала – я не узнаю?Ты помнишь, что я обещал?Так здравствуй, моя дорогая,И сразу, наверно, прощай!Тебя ожидает могилаВдали от родимой земли.Смотри же, что ты натворила!»И мертвого ей принесли.Латышка взглянула украдкойНа свежепредставленный труп,И дрогнула тонкая складкаЕе яркокрашенных губ.Она словно мел побелела,Осунулась даже с лица.«Ты сам заварил это дело,Так правду узнай до конца.Свершилася наша разлука,Истек установленный срок,И, как полагается, в мукахНа свет появился сынок.Его я любила, растила,Не есть приходилось, не спать.Потом он уехал в РоссиюИ бросил родимую мать.Рассталась с единственным сыном,Осталась в душе пустота,И мстила я русским мужчинам,Стреляя им в низ живота.И вот, среди множества прочих,А их уже более ста,И ты, ненаглядный сыночек,Застрелен мной в низ живота».В слезах батальон ее слушал,Такой был кошмарный момент,И резал солдатские ушиГнусавый латвийский акцент.Но не было слез у комбата,Лишь мускул ходил на скуле.Махнул он рукой, и ребятаРаспяли ее на столе.С плеча свой «калашников» скинул,Склонился над низким столомИ нежные бедра раздвинулОн ей вороненым стволом.«За русских парней получай-ка,За сына, который был мой…»И девушка вскрикнула чайкойНад светлой балтийской волной.И стон оборвался короткий,И в комнате стало темно.Расплылось на белых колготкахКровавого цвета пятно.А дальше, рукою солдата,Не сдавшись злодейке судьбе,Нажал он на спуск автоматаИ выстрелил в сердце себе.Лишь эхо откликнулось тупоСреди седоглавых вершин,Лежат в камуфляже два трупаИ в белых колготках один.И в братской, солдатской могилеНа горной холодной зареМы их поутру схоронилиВ российской, кавказской земле.Торжественно сосредоточась,Без лишних, бессмысленных слов,Отдали последнюю почестьИз вскинутых в небо стволов.
Скинхедский роман
Из-за тучки месяцВыглянул в просвет.Что же ты не весел,Молодой скинхед?Съежившись за лифтом,Точно неживой,Отчего поник тыБритой головой?Парень ты не робкий,И на всех местахТы в татуировках,В рунах да в крестах.Хороши картинки,Как видеоклип,Хороши ботинкиФирмы Gettа grip.Фирма без обмана.В этих башмакахВставки из титанаСпрятаны в мысках.Чтоб не позабыл он,С гор кавказских гость,Как с размаху пыромБиют в бэрцовый кость.Почему ты в уголВжался, как птенец,Или чем напуган,Удалой боец?На ступеньку сплюнулМолодой скинхед,Тяжело вздохнул онИ сказал в ответ:– Не боюсь я смерти,Если надо, что ж,Пусть воткнется в сердцеЦунарефский нож.И на стадионеПусть в любой моментМне башку проломитСвоей палкой мент.Страх зрачки не сузит.Нас бросала кровьНа шатры арбузников,На щиты ментов.Но полковник-сучилаОтдавал приказ,И ОМОН всей кучеюНалетал на нас.Возникай, содружествоПламени и льда,Закаляйся, мужествоКельтского креста.Чтоб душа горела бы,Чтобы жгла дотла,Чтобы сила белаяЗемлю обняла.Но бывает хужеЧерных и ментов,Есть сильнее ужас —Первая любовь.Та любовь, короче,Это полный крах,Это как заточкойАрматурной в пах.Это как ослеп я,И меня из мглыПротянули цепьюОт бензопилы.Русская рулетка,Шанс как будто есть.Ну а где брюнеткаИз квартиры шесть?С книжками под мышкойВ институт с утраШмыгала, как мышка,Поперек двора.С ней, как в пруд подкова,Я упал на дно,Не видал такогоИ в порнокино.Тел тягучих глина,Топкая постель.Что там Чиччолина,Что Эммануэль.Липкие ладони,Рта бездонный ров.Вот те и тихоня,Дочь профессоров.Называла золотком,Обещала – съест,На груди наколотыйЦеловала крест.А потом еврейкойОказалась вдруг,Жизнь, словно копейка,Выпала из рук.Любишь ли, не любишь,Царь ты или вошь,Если девка юдиш,Ты с ней пропадешь.Мне теперь не детьсяБольше никуда,Обжигает сердцеЖелтая звезда.Как один сказалиМне все пацаны,Из огня и сталиГрозные скины:– Ты забыл обиды,Боль родной земли.Эти еврепиды [1]Тебя завлекли.Никогда отнынеПред тобой братваКулаки не вскинетС возгласом «Вайт па!».И тебе, зараза,Лучше умереть.Пусть вернут алмазы,Золото и нефть.Чтоб твоей у нас тутНе было ноги,Шляйся к педерастамВ их «Проект О.Г.И.».И убит презреньем,Хоть в петлю иди,Я искал забвеньяНа ее груди.Вдруг вломились разомК ней отец и матьИ, сорвав оргазм нам,Начали орать:«Прадеды в могиле!Горе старикам!Мы ж тебя училиРазным языкам!Жертвы Катастрофы!Похоронный звон!А тут без штанов тыСо штурмовиком!Чтоб не видел большеЯ здесь этих лиц.Ты ж бывала в Польше,Вспомни Аушвиц.Где не гаснут свечи,Где который годГазовые печиЖдут, разинув рот.Где столб дыма черныйДо безмолвных звезд.Помни, помни, помни,Помни Холокост!И не вздумай делатьВозмущенный вид,Если твое телоМял антисемит.Плакать бесполезно,Верь словам отца.Это в тебя безднаВгля-ды-ва-ет-ся.Не гуляй с фашистом,Не люби шпанье…»В США учитьсяУвезли ее.И с тех пор один яТри недели пью.Страшные картиныПредо мной встают.Сердце каменеет,Вижу, например,Там ее имеетДвухметровый негр.Весь он как Майкл Джордан,Черен его лик.Детородный органУ него велик.А я не согласен,Слышите, друзья!Будь он хоть Майк Тайсон,Не согласен я!
1
«Евреев-пидарасов в ФСБ сокращенно называют еврепидами». См. Вяч. Курицын «Акварель для Матадора» (прим. автора).
