Греческая смоковница
Шрифт:
— Я говорю тебе правду, — сказала Патриция. — Ты же знаешь, что мне сейчас нужно быть в Мюнхене, но я сейчас здесь, где пляж — целый мир.
— Как это пляж может быть целым миром? — едва заметно улыбнулся он.
— Когда я с тобой, это для меня — целый мир.
— А что во мне такого интересного?
— Мне нравятся твои мысли, твое тело, нравится, как ты реагируешь на все. Как ты злишься на меня, — попыталась объяснить Патриция. И уткнулась ему головой в грудь. — Мне было так плохо!
— Я
— Не знаю. Но мы с тобой по-прежнему любим друг друга? — с надеждой спросила она. — Или, может быть, нет? — добавила она со страхом.
— Сними рубашку, — неожиданно сказал он.
— Что? — удивилась она.
— Сними, — повторил он, снял через голову свой свитер и посмотрел прямо ей в глаза.
Она с готовностью расстегнула пуговицы и, не отрывая глаз от него, медленно стала снимать рубашку. Неожиданно снова накинула и запахнула.
— Что-нибудь не так? — спросил он.
— А ты не хочешь сам меня раздеть?
Он отрицательно помотал головой.
Она сняла рубашку и выпятила вперед свою красивую грудь.
— А теперь что? — спросила Патриция.
— А теперь, — сказал Том, — прикоснись пальцами к груди.
— Зачем?
— Потому что я тебя прошу, — серьезно ответил он.
Она повиновалась.
— Так?
— Да. Теперь погладь их.
Он внимательно смотрел на нее.
— Ты ведь не в первый раз так делаешь? — наконец сказал он.
— Конечно нет, — улыбнулась она. — А что такое?
— А теперь скажи мне, что ты сейчас чувствуешь?
— Мне тепло, хорошо…
— Зажми соски пальцами.
Она сжала, как он попросил.
— Тебя это возбуждает?
— Да.
— Ты, наверно, часто это делаешь, — он подался к ней.
— Иногда.
Она почувствовала, чего он хочет и легла на спину. Он расстегнул молнию на ее джинсах. Она сама потянулась туда рукой, догадываясь, о его невысказанном желании, чтобы она поласкала себя и там. Ей было хорошо с Томом, она была готова выполнять любые его просьбы.
Он нежно гладил икру ее ноги, обтянутую материей брюк.
— Ну поцелуй же меня, — попросила Патриция нетерпеливо.
— Нет, — твердо ответил он и добавил чуть мягче: — Еще нет.
— Почему? Тебя это нисколько не заводит? — Она нежно гладила рукой его плечо.
Он наклонился и поцеловал ее в живот, потом поцеловал бугорочек груди. Она застонала.
Он поднял голову и посмотрел на нее.
— Ты для других это тоже делаешь?
— Для каких других?
— С которыми спишь.
— Ты про что? — не поняла она.
— Вот эти туристы, которых ты подцепила… Этот галантерейщик…
Она резко села, оттолкнув его.
— По-твоему, я шлюха, что ли?
Он натянул свитер.
— Шлюха, не
— Это мое дело! — возмущенно воскликнула она.
— Если это твое дело, — Том встал и поднял свой свитер, — то и делай, что тебе нравится! Одевайся, я тебя отвезу на материк! — Он пошел не спеша и не оглядываясь в сторону причала. Злость вновь овладела им, затуманив рассудок.
— Зачем ты берешь на себя такие хлопоты — ты такой занятой, — съязвила она. И поняла, что он уходит навсегда. Слезы навернулись на глазах, но она последним усилием загнала их обратно.
— Том!!! — сделала она последнюю отчаянную попытку остановить его.
Он обернулся. По выражению его лица она поняла, что он настроен решительно и сейчас его не остановишь.
— Какой у тебя номер телефона? — спросила она.
— Найдешь в справочнике, — раздраженно сказал он и быстрым шагом пошел прочь. Внутри у него все кипело, ему необходимо было обдумать все в одиночестве.
— Том, ты дурак! — уже не сдерживая слез, бросила она ему вслед.
Вот и все. Мы разбиты. Железа гроза
Смертью все искупила.
Вместо тебя мне закроет глаза
Ночь при Фермопилах.
Патриция застегнула джинсы, надела рубашку, взяла свою сумку и двинулась по берегу в противоположном направлении.
Все равно куда.
Глава седьмая
Патриция вышла к развалинам древнего эллинского храма. Руины, казалось, дышали историей, навевая мысли о бренности и сиюминутности всего сущего.
Патриция села на ступеньку в тени, у останков высокой стены, достала свой магнитофон и прислонилась щекой к холодному безучастному камню.
— Все кончено! — сказала Патриция в магнитофон. — Том уехал. Прощай, любовь! Все было слишком хорошо, это не могло продлиться долго. Теперь я одна и мне опять плохо. Мне очень больно. Хочется плакать, но это не поможет. Дни, которые я провела с Томом, были как мечта. Этот остров… яхта… Он был такой добрый и такой ласковый. Мне никогда ни с одним мужчиной не было так хорошо…
Она нажала на клавишу паузы, достала сигарету и закурила. Продолжила:
— Я себя веду, как дура! Нужно найти его и попросить прощения. Но у меня же есть гордость! Дурак он! Зачем он это сделал? Так трудно в это поверить! Нужно было дать ему прослушать мои пленки до конца. Он бы понял меня лучше. То, что я с кем-то спала, еще не значит, что я шлюха.
Откуда-то издали послышался шум мотора. Патриция повернулась в ту сторону. С другой стороны развалин, занимающих довольно обширную площадь, подъехал небольшой автобус, из него стали вылезать девушки в неестественно красивых и ярких одеждах.