Греческое сокровище
Шрифт:
И вот наступило седьмое июля. Посмотреть на торжественную церемонию приехали в Берлин три сестры Генри. По просьбе Генри был приглашен и епископ Вимпос. Все четыре комнаты в гостинице «Тиргартен» засыпаны цветами. В час дня приехали бургомистр Берлина Форкенбек и члены муниципального совета во главе с малюсеньким Вирховом; на лице его было торжество. Муниципальный совет проголосовал за избрание доктора Генриха Шлимана почетным гражданином города Берлина. Этой чести удостоились до него только двое — канцлер Бисмарк и фельдмаршал фон Мольтке. Звучным, хорошо поставленным голосом бургомистр читает полностью решение муниципального совета. Как только он умолкает, официанты вносят в комнату подносы с шампанским и закусками: на тарелках бутерброды с ветчиной, сыром,
Вечером был устроен банкет в Festsaal [36] ратуши, величественном здании из темно-красного песчаника на цоколе из серого гранита. Все столичные газеты поместили на своих страницах сообщение о новом почетном гражданине города Берлина. Шлимана узнавали на улицах. Как, впрочем, и Софью — ее красивый портрет только в прошлом сентябре был помещен на обложке журнала «Фрауенцайтунг». который был любимым чтением берлинских горожанок.
Софью и Генри встретили на ступеньках лестницы бургомистр, члены муниципального совета, министр иностранных дел, президент Германского географического общества, директор королевских музеев профессор Шёне и директор Германских архивов. Остальные гости, одетые строго по этикету, ожидали Шлиманов в небольшом Зале легенд; их было несколько сот: государственные сановники, деканы факультетов университета и члены ученых обществ. После французского шампанского, икры, устриц, паштета и salt pretzels [37] все прошли через резные дубовые двери в огромный, сто футов на шестьдесят, Festsaal, уходивший ввысь на три этажа.
36
Зал торжественных церемоний (нем.).
37
Соленые крендели (нем.).
— Даже больше, чем «Палаты Илиона», — шепнула не без ехидства Софья на ухо Генри.
Шлиманы сидели за главным столом. Софья была так взволнована, что едва притронулась к подаваемым кушаньям. Немцы одержали победу над французскими войсками в войне 1870 года, но французы взяли реванш, одержав победу над немецкими желудками. К каждому французскому блюду подавалось особое французское вино.
На обложке меню был изображен Генри, сидящий на троне Приама, в правой руке кирка, в левой — крошечная богиня Ника, протягивающая ему оливковую ветвь. У ног — медведь, символизирующий город Берлин. Надпись на меню сделана по-гречески, как дань уважения заслугам Софьи.
Бургомистр Форкенбек встал. Гости умолкли. Слово предоставили доктору Рудольфу Вирхову. Его голос эхом отозвался по всему залу:
— Я пытаюсь найти самые теплые слова приветствия новому почетному члену Берлина и его милой жене. Это большое счастье, что доктор Шлиман, живший вдали от Германии уже сорок лет снова оборотил свое сердце к родному отечеству. Воскресшая любовь подсказала доктору Шлиману подарить нам троянские сокровища и сделать Берлин их хранителем. Эти замечательные сокровища навеки останутся в нашем городе как символ горячей преданности доктора Шлимана науке.
Гости поднялись и зааплодировали. Софья посмотрела на мужа: лицо у него было открытое, уверенное, спокойное. Мальчик на побегушках, спавший на полу под прилавком бакалейной лавки Теодора Хюкштедта, победителем вернулся в свое отечество.
— Я высоко ценю оказанную мне великую честь, — сказал Генри, поднявшись на ноги и держа в руках красиво иллюстрированный диплом, поднесенный ему бургомистром. Хочу выразить сердечную благодарность бургомистру, муниципальному совету и всем жителям Берлина. Должен честно признать, я отдал навечно мои находки Германии только благодаря моему высокочтимому другу профессору Рудольфу Вирхову. Я мог бы сейчас в самых ярких словах рассказать вам, какую великую радость приносят археологу его открытия. Но мы с моей женой испытываем еще большую радость от того, что можем подарить Германии такой подарок.
Когда аплодисменты стихли, поднялся директор королевских музеев профессор Шёне.
— Бургомистр и муниципальный совет Берлина доверили мне совершенно особую честь—провозгласить тост за здоровье госпожи Софьи Шлиман.
С этими словами он повернулся к Софье, поднял бокал и официальным тоном произнес:
— Фрау доктор Софья, с большим удовольствием сообщаю вам, что вы тоже почетная горожанка Берлина.
Генри протянул Софье диплом. Даже еще не заглянув в него, Софья знала, что там стоит только одно имя: «герр доктор Генрих Шлиман», что имени «фрау доктор Софья» там нет. Но какое это имело значение? Она видела только сияющие глаза Генри, его счастливое лицо — он получил свою награду.
Софья встала, прижимая диплом к кружевам, украшающим ее черное бархатное платье. Когда стихли аплодисменты, которыми наградили ее эти великие и знатные мужи Берлина, она ответила им по-немецки с едва заметным акцентом:
— Я принимаю эту честь от имени моего мужа. У него хватило мужества и прозорливости одному пойти против мнения всех и проложить для человечества путь в доисторическую эпоху. Если я и причастна в какой-то степени к его великой работе, так только благодаря его доброму сердцу. Мне выпало счастье участвовать в великих, удивительных свершениях, помочь мужу подняться до таких высот, которые мало кому доступны. И я считаю, что не зря прожила свою жизнь. Я могла бы тихонько всплакнуть, ведь троянская коллекция теперь навсегда потеряна для моих любимых Афин. Но если ей не суждено было остаться в Греции, то правы герр доктор Шлиман и герр доктор Вирхов: ей место только на родине моего мужа. Я благодарю бога за все то счастье, которое принесли мне двенадцать лет моей супружеской жизни. И в заключение хочу выразить глубокую признательность кайзеру Вильгельму, кронпринцу, канцлеру Бисмарку, герру доктору Вихрову и всем замечательным людям науки и искусства, собравшимся здесь на этот незабываемый вечер.
Софья посмотрела в дальний конец своего стола, туда, где сидел епископ Вимпос. Лицо его светилось такой любовью, что Софья, приложив пальчики к губам послала епископу едва заметный воздушный поцелуй.
Книга девятая. Путь в бессмертие
Софье 1 января 1882 года исполнилось тридцать лет. Генри 6 января — шестьдесят. Праздновали два дня рождения вместе в «Палатах Илиона». В этот год Генри был старше своей жены ровно вдвое.
— Как ты себя чувствуешь в тридцать лет?
— Вполне зрелой женщиной. А ты как в шестьдесят?
— Я раньше думал, что в шестьдесят лет человек уже стар.
— И ты действительно чувствуешь себя старым?
— Нет, но я привык к этой мысли.
Время для Софьи перестало распадаться на часы, дни, недели. Оно текло так же спокойно и плавно, как речка за ее садом в Кифисьи. В прошлом месяцы, годы были четко отделены друг от друга, как геологические слои на горе Иде. Теперь все они слились, и Софья, как женщины Троады, считала, что время подобно речкам Симоис и Скамандр, течение его непрерывно. Тридцать лет — возраст зрелости. Она теперь по-иному стала смотреть на прошлые события.
Генри опять рвался в Трою, но не потому, что мечтал о новых сокровищах, хотя это было бы не так уж и плохо; после выхода в свет «Илиона» Генри стали одолевать сомнения, которые он хотел разрешить на месте. Они сидели в библиотеке перед камином, в котором горели большие поленья, и Генри делился с Софьей тем, что его беспокоило все больше и больше.
— Гомер с надежностью очевидца описал троянскую равнину, холмы, реки, оружие, утварь, и он не мог бы назвать «великим», «пышным», «процветающим градом с широкими стогнами» маленький городишко. А Троя, которую мы откопали внутри крепостных стен, занимала совсем небольшую площадь.