Грех на душу
Шрифт:
— Теперь осталось только дождаться какой-нибудь подлости от Тимура Закреева, и счастье будет совершенно полным! — саркастически подытожила я и спросила у Виктора: — Этот артист не подбросил тебе случайно окровавленную одежду? Теперь я жду чего угодно!
Выяснилось, что не подбросил, а, напротив, забрал с собой. Отказался от предложенного завтрака и ушел, клятвенно пообещав разыскать Горохова, чего бы это ему ни стоило.
— Вроде не врет! — заключил Виктор.
— Может, и не врет… — без энтузиазма согласилась я. — Хорошо бы, если бы не врал. Тогда у нас остается последняя
Виктор молчал, но по выражению его лица я видела, что он вполне со мной согласен. По части «если» был явный перебор.
— И еще одно «если», — сказала я. — Если Закреев не позвонит, я сама пойду в прокуратуру и во всем признаюсь! Это будет, конечно, позор, но я его заслужила! Плохо то, что пострадает весь коллектив — вот это меня беспокоит больше всего!
— Позвонит! — с неожиданной уверенностью сказал Виктор.
Я удивилась и подумала, что он говорит это просто для того, чтобы меня утешить. Но, видимо, Виктор сумел разглядеть в этом воришке что-то такое, чего не удалось разглядеть мне. Может быть, он лучше разбирался в психологии крутых парней? Во всяком случае, он оказался прав.
Мы с Виктором задержались в редакции дольше всех. Мне просто не хотелось идти домой, а Виктор остался из солидарности. Или же он ждал того самого звонка — от Закреева, поскольку был в нем уверен.
Тимур позвонил в восемь часов — на мой мобильник. У него был голос уставшего, голодного человека.
— Ольга Юрьевна? — осторожно справился он и тут же заговорил торопливо, понизив голос почти до шепота. — Короче, это… Я знаю, где Горохов. Чего надо узнать-то?
— Минутку! — обрадованно ответила я. — Дай соображу! Надо узнать, зачем он полез в магазин Блоха и был ли у него сообщник. Только желательно бы мне самой с ним поговорить. Кстати бы и фото ему показать…
Про фото я вспомнила только сейчас — та самая фотография из альбома Каваловых, на которой запечатлен Пашков. Каким-то образом мне нужно было изъять ее у Эдиты Станиславовны. Ведь больше никаких изображений Пашкова в нашем распоряжении не было.
— Я вас понимаю… — без восторга сказал на другом конце провода Тимур. — Только… Опасно это! Нельзя вам туда!
— Куда туда? — спросила я.
— Ну, туда, где Боб отсиживается, — сказал Тимур и пояснил: — Кликуха такая у него. Вроде горох, боб — одна малина. Это в Павловом овраге. Хата там есть у одной бабы… в общем, ничего хорошего. Запросто замочить могут. — Так, а я не одна! Виктор со мной пойдет. Помнишь его? Его, пожалуй, так просто не замочишь!
Тимур вздохнул в трубку и сказал сдержанно:
— Эх, Ольга Юрьевна! Порассказал бы я вам, да времени у нас нет… Короче, смотрите сами! Я вас буду ждать на Горной — там, где трамвай поворачивает. Думайте там — мне все равно спешить некуда. Подвозите вашу фотку, потом решать будем, захотите — вместе пойдем, а нет — так я один рискну.
— Годится, — сказала я. — Жди.
Глава XIV
Павлов овраг — место в нашем городе легендарное. Говорят, в давние времена у него было более конкретное название — Воровской. Сейчас его так не называют, но когда речь заходит об этом районе города, в интонациях невольно появляется опасливая нотка. Слава за этим местом осталась прежняя.
В общем-то, на первый взгляд ничего особенного здесь нет. При свете дня этот район выглядит на редкость даже мирно и патриархально. Правда, немного странно видеть в современном городе это хаотическое скопление покосившихся деревянных домиков, лепящихся по склонам большого оврага, устье которого выходит к самому берегу Волги. Кажется, что попал в какую-то временную дыру, проскочив прямиком в век XIX, когда еще не было ни автомобилей, ни мощеных тротуаров, ни электрических фонарей. Одни только дощатые заборы и дикие кусты бузины в палисадниках.
Не хочу сказать, будто в этом районе живут одни воры. Живут здесь, конечно, нормальные люди, которым не очень повезло в жизни. Но и воры тоже есть. Только, если вы чужак, вряд ли вам скажут их адреса. Здесь с этим строго.
Закреев чувствовал себя тут своим. Но и он не испытывал большого энтузиазма, когда вел нас с Виктором по кривым, покрытым чавкающей грязью улочкам туда, где скрывался Горохов. О нас и говорить нечего. Виктор-то, конечно, держался молодцом, а у меня на душе отчаянно скребли кошки. Обстановка была жутковатая.
Шел десятый час ночи. Темные закоулки были пусты — только иногда вдоль заборов шарахались какие-то тени — должно быть, собаки, роющиеся в отбросах. Кое-где тускло светились маленькие окна. Издалека доносился визгливый, запинающийся звук гармошки. Автомобили здесь не ездили.
Закреев уверенно шел впереди, не обращая внимания на месиво под ногами. С того момента, когда окончательно стало ясно, что мы с Виктором намерены лично встретиться с Гороховым, Закреев замкнулся, сделался угрюмым и решительным и не задавал больше никаких вопросов. Только попросил купить в ближайшем ларьке литр водки.
Водку теперь нес Виктор, а при мне была только фотография, на которой были запечатлены Блох, Кавалов и Пашков. Мне стоило немалых трудов выкрасть ее из альбома Эдиты Станиславовны, но в конце концов я этого добилась.
К ней я отправилась сразу после звонка Закреева. Формально — чтобы выразить сочувствие. Но основная цель была немного циничной — та самая фотография.
Эдита Станиславовна встретила меня с радостью, обильно оросила грудь слезами и наполнила мою душу леденящими подробностями убийства. Кстати, она с гордостью вскользь заметила, что заставила прокуратуру сделать подробнейшую опись ценностей, находящихся в квартире.
— Знаю я их! — заявила она с неожиданно злой интонацией. — Только дай волю — потом половины недосчитаешься! Нынче доверять никому не следует, голубушка, — без штанов останешься!
После этих слов до меня вдруг дошло, что теперь у Эдиты Станиславовны все шансы стать богатой наследницей, если, конечно, ее брат не начудил чего-нибудь с завещанием. Но, глядя на зареванную, подурневшую Эдиту, я тут же устыдилась своих мыслей, тем более что нужно было как-то провернуть свое дело, не вызвав при этом подозрений.