Грехи и мифы Патриарших прудов
Шрифт:
– Неглубокая могила, – сказал оперативник. – Воспользовались промоиной, немного подкопали и забросали сверху тело землей и листьями. Собака легко учуяла запах.
Сейчас, когда лесная могила была вскрыта полицией, Катя тоже ощутила этот запах. Его ни с чем не спутаешь. Запах разложения.
Что-то синее… Типа клеенки или пластиковой шторы для душа – там, в этой рытвине.
Эксперт-криминалист кивнул им и осторожно откинул измазанный глиной саван.
И сразу что-то там побежало, поползло, извиваясь, корчась, пытаясь скрыться от света.
Через несколько секунд она все же заставила себя посмотреть. Но широкая спина полковника Гущина заслонила от нее то, что было внизу. Потом он чуть переместился влево, и Кате словно по фрагментам стало являться место захоронения.
Осыпавшиеся стенки ямы. Желтая, измазанная чем-то бурым кость – позвоночный столб, торчащий из туловища. Дикое, нелепое зрелище – часть позвоночника, торчащая прямо из воротника грязной куртки серого цвета.
Катя закрыла глаза. Глубоко вздохнула.
Зачем Гущин привез меня сюда?
Это был труп мужчины без головы и кистей рук. Из воротника куртки торчал острый фрагмент позвоночника. Из задравшихся, пропитанных бурым – наверняка кровью – рукавов торчали разбитые кости.
Серая куртка не застегнута. Под ней – залитый кровью серый шерстяной свитер. Грязные джинсы спущены вместе с трусами до колен, и там, в области половых органов…
Катя снова отвернулась.
– Ни головы, ни рук. Мелкие осколки, фрагменты костей. Не пилой отчленяли, – полковник Гущин склонился над ямой. – Убийца сделал все, чтобы тело не опознали.
Катя отошла чуть подальше – запах гниения выворачивал наизнанку. Да, отсутствие головы и кистей рук говорит о том, что были приложены усилия, чтобы убитый остался неопознанным. То, что отчленили кисти, говорит еще и о том, что убийца знал, что личность жертвы можно установить по отпечаткам пальцев. А это возможно лишь в случае, если жертва была ранее судима.
– Криминальные разборки? – спросила Катя по репортерской привычке – лишь бы говорить, не думать, не смотреть туда, а то вырвет. Голос ее звучал странновато, потому что она все пыталась между словами дышать ртом и ни в коем случае не носом – эта вонь!
– Не знаю, – ответил Гущин. – Факт, что голову и кисти ему оттяпали чем-то не похожим на пилу. Варварски оттяпали. И потом эти пятна в паху, похоже на ожоги… Какова давность смерти, по-вашему?
Это он спросил у местного эксперта-криминалиста.
– Вскрытие даст точный ответ. По моему мнению, судя по состоянию тела, не менее трех дней, – ответил тот. – Мы его на месте осматривать не будем, аккуратно извлечем и отправим патологоанатому. Состояние трупа таково, что осмотр и исследование надо проводить комплексно, в прозекторской. Я созвонился с коллегой Сиваковым. Он сегодня дежурит по области, и у него окно. Он сказал, чтобы труп везли прямо к нему.
Катя поняла: состояние нашпигованного червями и жуками тела таково, что эксперт боится, что оно лопнет, расползется у него прямо в яме, если он будет его там ворочать, осматривать.
Эксперт и оперативники начали доставать тело. Гущин внимательно наблюдал за их действиями. Когда труп покинул свою неглубокую могилу, полковник осмотрел яму – там ничего не было, кроме земли и палых листьев.
– Судя по всему, убили не здесь. Сюда привезли и похоронили. А что стало причиной смерти? – спросил он эксперта. – Раны на половых органах?
– Что-то я сомневаюсь, – ответил тот. – Они выглядят скверно, однако это все внешние повреждения. Возможно, причиной смерти стала черепно-мозговая травма. Но головы его у нас нет. Экспертиза что-то прояснит – состояние его внутренних органов, анализ крови.
Гущин натянул резиновые перчатки и сам лично обыскал куртку безголового.
– Ничего. В карманах пусто – ни документов, ни бумажника, – он хотел было перейти к обыску спущенных брюк, уже потянул на себя ткань, пытаясь расправить, однако эксперт помешал ему.
– Федор Матвеевич, нет. Оставьте осмотр до лаборатории. А то я боюсь, что мы его внутренности с листьев начнем собирать.
Гущин сразу же отступился. Экспертов он всегда слушал.
Пока тело очень осторожно, на брезенте, несли в вызванную «труповозку», он спросил у местных оперативников, что с осмотром прилегающей территории.
– Сами видите, какой листопад, – оперативник показал на толстый слой палой листвы под ногами. – Там, там и там зафиксировано нарушение слоя листьев и перегноя, похоже на след волочения. Труп волокли до этого места на той самой синей шторе для душа, которой потом тело и накрыли при закапывании. Следов ног того, кто это сделал, на этой почве мы не нашли и не найдем. Следов машины нет. Его сюда волоком тащили.
– Ясно, что не оттуда, – Гущин кивнул на заросли, за которыми гудело Калужское шоссе. – Скорее всего, приехали по проселочной дороге. Возможно, ночью.
– Почему ночью? – спросила Катя.
– Риска меньше, – ответил Гущин. – Хотя сейчас темнеет уже рано. И я не думаю, что убийца местный.
– Почему? – Катя уже заинтересовалась.
– Местный нашел бы другое, гораздо более пригодное и уединенное место в этом лесу. А тут ясно – воспользовались первой попавшейся ямой недалеко от проселка. Постарались поскорее избавиться от тела, даже закопали кое-как. Собака вон в одночасье нашла.
– Значит ли это, что и убитый – тоже не здешний?
Гущин глянул на нее. И она увидела на его лице – обычно бесстрастном, порой даже ленивом – тревогу.
Она никак не могла взять в толк, отчего полковник Гущин так встревожен. Мало ли было в его практике неопознанных тел? Мало ли трупов, лишенных головы и кистей? Криминальные разборки. Скорее всего, это какой-то браток-уркаган. Свои же и прикончили. И сделали все, чтобы ни по фотографии, ни по отпечаткам пальцев из полицейского банка данных его не опознали.