Грехи князя Сарадина
Шрифт:
– Ваш сын снаружи, – сказал он без лишних слов. – Либо он, либо князь скоро погибнет. Где мистер Поль?
– Он у причала, – прошептала женщина. – Он… он… зовет на помощь.
– Миссис Энтони, – серьезным тоном произнес отец Браун, – у нас нет времени на пустяки. Мой друг уплыл порыбачить на лодке вниз по реке. Лодку вашего сына охраняют его гребцы. Остается один челнок; зачем он понадобился мистеру Полю?
– Санта-Мария, откуда мне знать? – выговорила она и растянулась во весь рост на покрытом циновками полу. Отец Браун уложил ее на диван, плеснул ей в лицо воды, позвал на помощь и со всех ног бросился к причалу. Но челнок был уже на середине реки, и старый Поль гнал его вверх по течению
– Я спасу своего господина, – выкрикнул он с безумным блеском в глазах. – Я еще спасу его!
Отцу Брауну не оставалось ничего иного, как смотреть вслед челноку, рывками продвигавшемуся вперед, и надеяться, что дворецкий успеет поднять жителей городка и вернуться вовремя.
– Дуэль – сама по себе плохая вещь, – бормотал он, ероша свои жесткие волосы песочного цвета, – но что-то не так в этой дуэли, даже не из-за драки. Сердцем чувствую, но что бы это могло быть?
Стоя у воды над дрожащим зеркалом заката, он услышал с другого конца сада тихий, но безошибочно узнаваемый холодный лязг стали, столкнувшейся со сталью. Он повернул голову.
Дуэлянты скрестили шпаги на дальнем мысу длинного островка, на полоске травы за последним рядом роз. Вечернее солнце наполняло купол неба над ними чистым золотом, и, несмотря на расстояние, можно было отчетливо видеть все детали. Они сбросили фраки, но желтый жилет и седые волосы Сарадина и красный жилет и белые панталоны Антонелли в ровном свете заката были похожи на яркие цвета танцующих заводных кукол. Их шпаги сверкали от эфеса до самого острия, словно две бриллиантовые булавки. В этих двух фигурках, казавшихся такими маленькими и веселыми, было что-то пугающее. Они напоминали двух бабочек, пытающихся пришпилить друг друга к пробковой подложке для экспонатов.
Отец Браун побежал так быстро, как только мог. Его короткие ноги замелькали, словно спицы в колесе. Но когда он приблизился к месту боя, то увидел, что явился слишком поздно и в то же время слишком рано: слишком поздно, чтобы остановить поединок, осененный тенями мрачных сицилийцев, опиравшихся на лодочные весла, и слишком рано для того, чтобы стать свидетелем трагической развязки. Оба были великолепными фехтовальщиками, но если князь дрался с циничной самоуверенностью, то сицилиец – с убийственной предусмотрительностью. Лишь немногие заполненные до отказа амфитеатры становились сценой более напряженных поединков, чем тот, который звенел и сверкал на затерянном островке среди поросшей камышами реки. Ошеломительная схватка равных соперников продолжалась так долго, что в душе священника затеплилась надежда. Судя по всему, Поль скоро должен был вернуться с полицией. Для отца Брауна было бы утешением и возвращение Фламбо, потому что в физическом отношении Фламбо стоил четырех других мужчин. Но тот не появлялся, и, что выглядело гораздо более странно, не было никаких признаков возвращения дворецкого и полицейских. Не осталось плота или даже бревна, на котором можно было бы уплыть; на этом уединенном островке посреди безымянной заводи они были отрезаны от остального мира так же верно, как на какой-нибудь скале в Тихом океане.
Между тем звон рапир ускорился до непрерывного перестука; князь вскинул руки, и внезапно между его лопатками показалось тонкое острие рапиры. Он отшатнулся, и его резко повело в сторону, словно человека, собирающегося пройтись колесом. Шпага вылетела из его руки, словно падающая звезда, и нырнула в реку, а сам он рухнул с такой сокрушительной силой, что сломал большой розовый куст и взметнул в небо облачко красноватой пыли, похожее на дым от языческого
Священник тут же опустился на колени возле тела, но не оставалось сомнений, что он видит труп. Когда он попытался применить некоторые отчаянные меры, впрочем, уже без надежды на успех, то впервые услышал голоса выше по реке и увидел, как к причалу подошел полицейский катер с констеблями и другими важными персонами, включая взволнованного Поля. Маленький священник выпрямился, и на его лице отразилось глубокое сомнение.
– Почему же, – пробормотал он, – почему он не вернулся раньше?
Примерно семь минут спустя островок подвергся настоящему нашествию полиции и горожан. Полицейские немедля взяли под стражу победившего дуэлянта и формально напомнили ему, что все, что он скажет, может быть использовано против него.
– Я ничего не скажу, – ответил мститель с мирным выражением на сияющем лице. – Я больше никогда ничего не скажу. Я очень счастлив и только хочу, чтобы меня повесили.
Он замолчал, и его увели. Как ни странно, он действительно больше не произнес ни слова в этой жизни, только сказал «виновен» на суде.
Отец Браун смотрел на внезапно заполнившийся людьми сад, на арест мстителя и вынос трупа после врачебного осмотра, словно наблюдал за развязкой страшного сна; он был скован неподвижностью, как в кошмаре. Он назвал свое имя и адрес в качестве свидетеля, но отклонил предложение вернуться в город и остался один в островном саду, глядя на сломанный розовый куст и всю зеленую сцену этой стремительной и необъяснимой трагедии. Над рекой догорал закат, от заболоченных берегов понимался туман, и редкие запоздалые птицы поспешно перелетали на другой берег.
В подсознании священника (надо сказать, необыкновенно активном) упорно засела неописуемая уверенность, что в этой истории кое-что осталось недосказанным. Странное ощущение, не покидавшее его весь день, нельзя было полностью объяснить его фантазией о «зазеркалье». То, что он видел, почему-то не было реальностью, но скорее напоминало игру или маскарад. Однако людей не вешают и не пронзают шпагой ради того, чтобы загадать загадку.
Пока отец Браун сидел на ступенях причала, затерявшись в раздумьях, перед ним вырос высокий темный силуэт паруса, бесшумно приближавшийся по сияющей реке. Священник вскочил на ноги, охваченный таким бурным приливом чувств, что он едва не расплакался.
– Фламбо! – воскликнул он, как только его друг сошел на берег со своей рыболовной снастью, и, к изумлению последнего, несколько раз встряхнул его за плечи. – Фламбо! – повторил он. – Значит, вас не убили?
– Убили? – с нескрываемым удивлением отозвался Фламбо. – Почему меня должны были убить?
– Ох, хотя бы потому, что убили почти всех остальных, – довольно бессвязно пояснил Браун. – Сарадин погиб, Антонелли хочет, чтобы его повесили, его мать лежит в обмороке, а сам я не пойму, на том ли свете нахожусь или на этом. Но слава богу, вы на одном свете со мной!
С этими словами он пожал руку ошеломленному Фламбо. От причала они свернули под низкий навес крыши бамбукового дома и заглянули в одно из окон, как сделали это сразу же после своего прибытия. Их взору представилась освещенная лампами сцена, словно рассчитанная на то, чтобы приковать внимание. Стол в длинной комнате был накрыт к обеду, когда убийца Сарадина нагрянул на остров, как гром среди ясного неба. Но сейчас обед мирно шел своим чередом, потому что в конце стола расположилась довольно угрюмая миссис Энтони, а напротив, во главе стола, восседал мистер Поль, мажордом покойного князя. Он ел и пил в свое удовольствие. Его водянистые голубые глаза смотрели куда-то вдаль, на вытянутом лице застыло непроницаемое, но явно удовлетворенное выражение.