Греховные уроки
Шрифт:
Он тянется ко мне и проводит твердой рукой по моему горлу.
— Ты не можешь сказать мне "хорошо" в одну минуту, а потом отступить, malishka.
– Он с силой сжимает руку. — Это не так работает.
Я с трудом втягиваю воздух в легкие, пока он давит на мое горло, словно пытается убить меня.
Темнота в его глазах заставляет меня вздрогнуть, когда он, наконец, ослабляет хватку.
— Будь хорошей девочкой и повернись для меня.
Холод разливается по моим венам, и я понимаю, что спускаться в подвал с монстром, где никто
Он берет меня за талию и перемещает руку к пуговицам на передней части юбки, расстегивая их до тех пор, пока ткань не падает на пол, оставляя меня в одном белом лифчике и стрингах в тон. От его прикосновений по каждому сантиметру моей обнаженной кожи бегут мурашки. А затем его пальцы цепляются за застежку лифчика на спине, расстегивают его и сдергивают с меня, прежде чем я успеваю понять, что произошло.
— Повернись, - приказывает он.
С тревогой я прижимаю руки к груди, потому что ни один мужчина никогда раньше не видел меня такой обнаженной. Находясь в столь беззащитном виде перед таким человеком, как Гаврил Ниткин, я нервничаю больше, чем когда-либо за восемнадцать лет своей жизни. И все же не могу ослушаться его приказа, словно запрограммирована делать все, что он скажет.
Я с трудом сглатываю и поворачиваюсь.
Он мгновенно хватает меня за запястья и дергает за руки вниз, полностью обнажая меня перед собой. Прекрасные карие глаза расширяются, когда он фиксирует внимание на моей груди, разглядывая ее, словно шедевр в Лувре. Это заставляет меня чувствовать себя более желанной, чем когда-либо прежде, хотя мой желудок сжимается, когда глаза останавливаются на клинке, который он заткнул за пояс.
— Такая чертовски красивая, - бормочет он глубоким и хриплым голосом.
Жар разливается по моим щекам, пока я стою перед ним почти полностью обнаженная. А потом он протягивает руку и щиплет мой правый сосок, заставляя меня стонать. Изысканная смесь боли и удовольствия вызывает у меня трепет глубоко внутри.
— Ты идеальный холст для создания шедевра, - говорит он почти отсутствующим тоном.
Я хмурю брови.
— Что Вы имеете в виду?
Гаврил отрывает взгляд от моего тела и встречается со мной глазами, выражение в них заставляет меня содрогнуться. Мрачное и садистское, он сжимает левый сосок еще сильнее, заставляя меня вскрикнуть от неожиданности.
— Резать - это искусство.
Другой рукой он впивается в мое правое бедро, и дергает меня вперед, так что я чувствую, как холодный металл лезвия на его поясе вдавливается в мою кожу.
— Кровь - моя краска, а кожа - мой холст, Камилла. И я никогда не видел более прекрасного холста.
Я заглядываю ему в глаза и понимаю, что он абсолютно серьезен. Серебристый укол страха разливается по моим венам, оседая глубоко в сердце, и я задаюсь вопросом, почему профессор Ниткин такой, какой он есть. Только теперь я понимаю, что этот человек на
Он отпускает левый сосок и тянется к ножу на поясе брюк, осторожно прижимает его между моих грудей и плавно проводит зазубренным краем вниз по моей коже, оставляя лишь красную царапину. Это почти не причиняет боли, заставляя меня нуждаться в нём сильнее, чем когда-либо прежде, в то время как он не сводит глаз с ножа и отметин, которые оставляет на моей коже – его холсте.
Давление нарастает по мере того, как он опускает его ниже, мимо грудной клетки и чуть выше пупка. Я опускаю взгляд, замечая, что, хотя он и не порезал кожу, следы покраснели. Мое дыхание сбивается, когда он снова опускается ниже, направляясь прямо к моим трусикам.
Ниткин делает паузу, встречаясь со глазами и наклоняя голову в сторону.
— Я чувствую, что ты начинаешь возбуждаться, а я еще даже не порвал кожу.
В этом темном подземелье его глаза выглядят демонически, когда он слишком пристально наблюдает за моим лицом, как будто пытается заглянуть сквозь меня в мою душу.
Давление на нож усиливается, и я чувствую, как мое сердце колотится в предвкушении со скоростью тысячи миль в час. А затем он слегка взмахивает запястьем, разрезая кожу чуть выше пояса моих белых трусиков.
— Красиво.
Гаврил не может оторвать глаз от маленького надреза, который он сделал, и капель крови, стекающих на ткань и пачкающих ее. Он подцепляет ножом мои трусики и медленно срезает их с тела, заставляя меня возбудиться так, как никогда прежде.
Несмотря на то, что этот мужчина уже доводил меня до оргазма, он еще не видел меня такой обнаженной. Когда обрывки трусиков падают на пол, я понимаю, что никогда не чувствовала себя более уязвимой.
Тихий рокот вырывается из его груди, а взгляд опускается между моих бедер, вызывая огонь по всему моему телу.
— Сэр, что...
Он крепко хватает меня за горло, обрывая меня прежде, чем я успеваю закончить.
— Никаких вопросов.
В выражении его лица – тьма, которая пугает меня до глубины души.
Он проводит острием ножа мимо пореза на моей коже в нижней части живота и опускает его вниз, останавливаясь прямо над клитором.
Я резко вдыхаю кислород, ожидание убивает меня. Этот мужчина непредсказуем и явно немного безумен, а я стою здесь полностью в его власти. Обнаженная, уязвимая и в то же время более нуждающаяся, чем я когда-либо была.
Его глаза вспыхивают огнем, когда он опускает нож ниже, зазубренный край касается моего клитора.
Я вздрагиваю, так как никогда в жизни не чувствовала себя такой чувствительной. Мои соски тверже камня, когда он проводит ножом ниже, а затем вводит кончик внутрь. Кажется, что мое сердце на мгновение перестает биться, пока я задаюсь вопросом, как далеко он зайдет. Наши глаза встречаются, и он наблюдает за мной с садистским весельем, от которого у меня сводит живот.
— Всё еще не боишься монстров, malishka?