Греховный соблазн
Шрифт:
— Я не единственная, кого имеет Ганс, — огрызнулась Джина.
— Зато я — единственная, на ком он женился, — мягко ответила Кристина и, повернувшись, отошла.
Ганс вернулся в спальню очень поздно, но Кристина еще не спала. Не смогла уснуть после безобразной сцены в коридоре. Столкновение с Гансом и Джиной было последней каплей в долгой череде измен и предательств. Безвыходным тупиком.
Лежа в темноте, она решила, что больше не намерена терпеть его неприкрытое вероломство.
Заслышав шаги, она села и спокойно объявила:
— Ганс, я больше не могу так жить.
Понимая, что история с Джиной не пройдет ему даром, князь заранее отпустил камердинера и принялся раздеваться сам. Прошло несколько минут, прежде чем он, продолжая расстегивать запонки, поднял глаза и равнодушно оглядел жену.
— Не читай мне мораль, Кристина. Я не в настроении выслушивать лекции.
— Придется настроиться соответственно, потому что я не твоя служанка и не потерплю подобных отповедей. Итак, я устала от твоего непристойного поведения и желаю, чтобы это прекратилось.
— Ты серьезно? — удивился муж и, отложив бриллиантовые запонки, стал снимать фрак.
— Абсолютно.
Бросив фрак на стул, Ганс стянул с плеч вышитые подтяжки.
— И какого же дьявола все это значит? — бросил он без особого запала, словно ответ его не интересовал.
— Это означает, что тебе придется забыть о своем распутстве.
Ганс развязал галстук и недоуменно уставился на жену.
— И не подумаю.
Сердце Кристины гулко забилось.
— Тогда я разведусь с тобой.
— Это еще что за выдумки? Ты потеряешь детей, — раздраженно буркнул муж, снимая туфли.
— А может, и нет.
— Дорогая, — с ледяным пренебрежением пояснил он, — у тебя в кармане ни пенни, а развод и адвокаты дорого стоят, не говоря уже о том, что в нашем брачном контракте есть пункт, касающийся детей. Они в любом случае останутся со мной. Буду весьма рад, если мы прекратим эту бесполезную дискуссию. — Он сбросил рубашку и выпрямился.
— Что бы ты сказал, если бы я спала с каждым приглянувшимся мне мужчиной?
— Иисусе, Кристина, перестань вести себя как капризный ребенок! — крикнул он.
Кристина так и не поняла, было ли его безразличие истинным или основанным на убежденности в том, что она просто не способна на адюльтер. Проще говоря, он от нее отмахнулся. Его брюки скользнули на пол рядом с рубашкой, и князь остался в шелковом белье. Кристина вспомнила, как ее неизменно завораживали его высокое мускулистое тело и белокурая нордическая красота. Теперь же это чувство казалось таким нереальным, что она не могла припомнить, когда презрение вытеснило любовь.
— А что, если и я начну менять любовников? Если можно тебе, почему нельзя мне?
Ганс снисходительно
— Вероятно, потому, что твоя матушка вряд ли одобрит подобное поведение, а ведь ты всегда была послушной дочерью, не так ли?
— А твоя мать? Одобряет тебя?
— Во всяком случае, понимает прерогативы княжеского титула, — резко возразил он. — Все! С меня хватит!
— Желаю тебе всяческого счастья с Джиной, — отрезала княгиня, вскакивая. Опять он загнал ее в угол, пригрозив отнять детей! — Впрочем, боюсь, для нее все мужчины на одно лицо!
— Я не претендую на исключительность в ее глазах, милая, — насмешливо заметил он, — и вполне готов довольствоваться ее прелестями. Что ни говори, а она — законченная шлюха, а только этого мне и надо.
— Что же, каждый выбирает по себе, — съязвила Кристина, направляясь в гардеробную. Захлопнув за собой дверь, она подлетела к шезлонгу и рассерженно ткнула кулаком в подголовник — жест настолько для нее нехарактерный, что только сейчас стало понятно: чаша ее терпения переполнилась. Этого оскорбления ей не вынести. Может, Лулу права и единственный способ отомстить — ответить тем же?
Но, лежа на узком шезлонге в темноте, такой же черной, как ее мысли, она поняла, что не знает, способна ли на подобное возмездие. Как подступить к такому непривычному делу, как адюльтер? С чего начать? И не принесет ли супружеская измена ничего, кроме невыносимой горечи в душе? Не оскорбит ли она прежде всего себя? Или непрерывные поиски самоудовлетворения действительно дают Лулу некую возможность обретения счастья? Счастье и запретная любовь… весьма зыбкая надежда… Хотя в ее жизни так мало этого счастья, если, разумеется, не считать мальчиков. Они — ее единственная радость.
Гнев и ярость терзали ее, а сон бежал прочь. Кристину трясло как в лихорадке. Мысли путались, потребность действовать не давала покоя. Она впервые серьезно отнеслась к увещеваниям Лулу. Что подруга говорила о сожалении? И что почувствует Кристина двадцать лет спустя, осознав, как мало дала ей жизнь? Дети вырастут, отдалятся от нее, и сумеет ли она сохранить рассудок? И будут ли они с Гансом по-прежнему вести подобное существование? Жить, редко видясь, почти не разговаривая, относясь друг к другу, как незнакомые люди?
Маркиз Вейл говорил с ней о сыновьях.
Неожиданное воспоминание кольнуло Кристину, ворвалось в сумятицу, царившую в ее мозгу.
Она улыбнулась. Они даже обменивались рассказами о детских проделках. До чего же он мил!
И тут совершенно неожиданно в воображении снова встал он, полуголый, мощный, ублажающий Лулу.
Кристина ощутила, как горячо стало щекам. И это в тот момент, когда ей следует подумать о своей неудавшейся жизни! А вместо этого она размышляет о Вейле и сексе или о Лулу и сексе!